У мадам Мэ был сын. Когда ей пригрозили, что убьют его у нее на глазах, она назвала адреса Треппера и Жоржи.

Большой шеф сказал ей: «Если вас арестуют, прошу вас, продержитесь хотя бы два часа: я буду знать, что с вами что-то случилось, и приму меры».

Встреча в Бютт-Шомон должна была состояться в полдень. В два часа Треппер начинает волноваться. В три часа покидает пансион, предупредив хозяйку, мадам Парран: «Послушайте, мне кажется, что некоторые ваши жильцы… словом, с ними не все в порядке. Если это так, они должны немедленно скрыться. — И добавляет: — Возможно, ко мне придут или будут звать к телефону. Ответьте, пожалуйста, что я пошел прогуляться и вернусь в семь часов». Хотя он не знает, что Жоржи имела неосторожность доверить свой адрес мадам Мэ, адрес Спааков, к которым он посылал старушку неоднократно, ей, конечно же, хорошо известен. Нужно немедленно предупредить их об опасности. Треппер надеется, что, задержав зондеркоманду в Бур-ла-Рен, успеет побывать на улице Божоле. Кроме того, в семь часов будет уже темно.

Уловка удается. В тот самый момент, когда пансион в Бур-ла-Рен оцепляет полиция, он беспрепятственно добирается до квартиры Клода Спаака и сообщает ему ужасную новость: надо бежать немедленно. Но Сюзанна Спаак—в Орлеане, она вернется только к вечеру. И что делать с детьми — тринадцатилетней девочкой и двенадцатилетним мальчиком? Треппер умоляет писателя здраво оценить ситуацию: гестапо может позвонить в дверь с минуты на минуту! Нужно исчезнуть!

Согласившись наконец с Треппером, Клод Спаак провожает его до двери и спрашивает:

— А вы, вы куда пойдете?

— Не знаю.

Эту ночь Большой шеф проведет под открытым небом, на скамейке сквера, дрожа от холода и подвергаясь риску случайного apeста во время полицейской облавы.

Вечером 17 октября Жоржи, как обычно, вернулась с прогулки на ферму. На кухне уже накрыт стол, она садится ужинать вместе с крестьянской четой, хозяевами фермы.

Криминальрат Панвиц притаился за окном. Его вооруженные до зубов помощники — во дворе, ждут сигнала. Ферма окружена немецкими полицейскими. Предусмотрительный Панвиц привел с собой пятьдесят человек.

С бьющимся сердцем, пристально наблюдая за сидящими, он медлит, не решается подать сигнал к атаке. Чего он ждет? Надеется, что к троим сотрапезникам присоединится четвертый — Большой шеф. Когда Жоржи погружает ложку в суп, он понимает, что это напрасная надежда.

«В кухню вдруг ворвались немцы, — рассказывает Жоржи де Винтер. — Их было девять человек во главе с Панвицем и Бергом. Они втолкнули меня в «ситроен». Один сел справа, другой — слева, пока мы ехали, они держали меня за руки. Панвиц сразу же заговорил со мной: «Итак, Отто (Треппер) сбежал, бросил нас…» Эдди (Треппер) научил меня, как себя вести, если я буду арестована. Поэтому я ответила: «Ну нет, вовсе нет! Он ушел, чтобы наладить дело!» И в этом месте я вставила знаменитое высказывание Бисмарка. Эдди учил меня: «Ты им скажешь: «Он ушел, чтобы готовить переговоры о мире, потому что в оценке отношений между Россией и Германией разделяет точку зрения Бисмарка». Знаете, Бисмарк всегда считал, что необходимо ладить с Россией. Услышав это, Панвиц расцвел! Настолько повеселел, что мы с ним болтали всю оставшуюся дорогу. Вообще немцы обращались со мной хорошо, почти по-родственному. Называлй меня «медхен» (барышня)».

Криминальрат ликует. Наконец-то он чувствует, что вновь овладел ситуацией. Треппер, конечно, все еще на свободе, но какое это имеет значение, если он действительно бежал, чтобы организовать переговоры между Москвой и Берлином? Совершенно очевидно, что Жоржи не связана с политикой. Она не могла бы приписать Большому шефу того, что он не говорил. Высказывание по поводу Бисмарка особенно примечательно.

Между прочим, поразмыслив хорошенько, Панвиц уже не видит ничего странного в том, что его бывший узник употребляет свою свободу на завершение дела, начатого в тюрьме. С точки зрения криминальрата Треппер даже после побега вынужден идти только в этом направлении: в досье гестапо собраны доказательства его многочисленных предательств (Максимович, Кац выданы им). Если он не хочет, чтобы Москве стало известно об этом, не хочет умереть от рук тех, кто сейчас прячет его, ему придется выполнять волю зондеркоманды. Наверное, он даже связывает все свои надежды на реабилитацию со счастливым завершением Большой игры, верит, что Москва не поставит прошлое в вину человеку, который обеспечит ей мир с Германией.

Но тогда почему же этот идиот ничего не сообщает Панвицу? Почему не информирует его о предпринятых шагах? Почему вынуждает заниматься этой бесконечной охотой, которая так всех изматывает и отнимает столько времени?

Арест Жоржи поможет поставить все на свои места.

Панвиц получает третье послание. В нем снова повторяются, но уже в более резком тоне, упреки, содержащиеся во втором письме: «Вы никого не отпустили, и, напротив, арестовываете все больше людей. Все это доказывает, что вы несерьезные люди и работать честно с вами невозможно. Поймите же наконец, что ни в коем случае нельзя настораживать контрразведку. К тому же люди, которых вы схватили, не причастны к делу, и вы это хорошо знаете. Если вы их не отпустите, я сам поломаю вашу Большую игру».

Освободить заключенных? Панвиц охотно пошел бы на это, если бы Большой шеф, вместо того чтобы донимать его угрозами, представил отчет о том, какие шаги он предпринял в отношении Москвы. И Панвиц не выпустит никого до тех пор, пока не будет уверен в искренних намерениях беглеца: арестованные — его заложники, и Жоржи — в первую очередь. Панвиц пока еще лелеет надежду — правда, все более хрупкую — поймать Треппера. Охота продолжается.

В Париже арестован Шарль Спаак, известный сценарист, брат Клода. В Бельгии гестапо разыскивает остальных членов семьи. Немцы прибегают к обычному шантажу: если Сюзанну не выдадут, всех расстреляют. Кто-то не выдерживает, называет адрес. Сюзанна Спаак арестована 8 ноября.

Панвицу невдомек, что вместе с ней к нему в руки попал ключ, открывающий двери полдюжины разнообразных подпольных организаций. Он думает, что арестовал благовоспитанную даму, очень несведущую в житейских делах, которая позволила Большому шефу скомпрометировать себя точно так же, как сестры из Сен-Жермен, женщины из Бур-ла-Рен, старушка мадам Мэ, добрая мадам Кейри… Когда много лет спустя он узнает от автора этой книги, какую роль играла Сюзанна Спаак в Сопротивлении, он воскликнет хриплым голосом: «О! Хорошо же она провела меня своими утонченными манерами! Подумать только, она без устали рассказывала мне о своей благотворительной деятельности!..»

Наконец терпение Панвица вознаграждено: Треппер позвонил. Жоржи узнает об этом из уст самого Панвица во время допроса. Шеф зондеркоманды, как ей показалось, был огорчен и разочарован. Она спрашивает: «Что он сказал?» — «О, — шепчет Панвиц усталым голосом, — он говорил очень уклончиво…»

Он действительно был уклончив.

17 ноября все подразделения французской полиции получают следующую телеграмму: «Ищите Жана Жильбера. Проник в полицейское ведомство и работал на Сопротивление. Бежал, захватив документы. Задержать любыми средствами. Докладывать Лафону». Затем следовало описание примет и прилагалось фото Треппера, или Жана Жильбера. За его голову назначено денежное вознаграждение. Обещанную сумму будут трижды увеличивать в ближайшие месяцы.