наш естественный консерватизм, на нашу психологию, — от этого, между прочим, тоже кое-что зависит, и сбрасывать со счетов тактику пропаганды, стилистику отношений с окружающими, манеру вести полемику экстрасенсам категорически нельзя.

Пока что я вам сочувствую, читатель, так как побывал в вашей шкуре, впервые столкнувшись с экстрасенсами и ощутив себя буквально распятым перед лицом совершенно невероятной и непонятной их деятельности. Я, как и вы, был опрокинут и повержен со своим смиренно-спокойным, воспитанным в лучших традициях воинствующего материализма представлением о мире. Моя первая реакция была, как и ваша: это — бред? Мистификация? Они сговорились между собой, чтобы меня и таких, как я, дурачить с серьезными выражениями на лицах?

Добавлю к сказанному, что лекции и статьи Кентавра, посвященные экстрасенсам, в значительной степени способствуют именно такому восприятию. Пусть не обижается на меня руководитель московских биополистов, но почти каждый «факт» излагается им очень уж не по-научному приблизительно и, как бы это лучше выразиться, скользко. «Одна женщина (кто она, позвольте спросить, у нее есть фамилия и адрес?) в присутствии шестнадцати ученых (вы их сами считали? можно ли хоть с кем-нибудь познакомиться?) заставила висеть в воздухе стеклянную палку» (долго висеть? и зачем? когда это было? где? кем зафиксировано?) — захочет кто проверить, не за что зацепиться. Факт, конечно, красноречив, он потрясает, особенно когда исходит из уст солидного ученого с солидным званием, однако выскальзывает из рук, теряет в достоверности из-за тумана, напускаемого непонятно с какой целью, из-за странной недоговоренности.

И так — большинство историй, рассказанных с трибуны почтенным Кентавром: «Света из Тамбова», «Ира из лаборатории», «одна бабка из Ленинграда», «девочка 14 лет, пропавшая в Смоленске» и т. д. По поводу академика Н. Д. Зелинского, счастливо избавленного Криворотовым от старческой чесотки, Кентавр говорит в лекциях, что Н. Д. Зелинский, «к сожалению», не решился подтвердить этот факт письменно, поскольку «не понимал механизма явления и не хотел прослыть умалишенным». В качестве образца «научного сообщения» приведу еще такую цитату из лекции Кентавра: «В одном институте, отпочковавшемся от другого института, на одном очень чувствительном приборе японского производства была сделана попытка зафиксировать биополе Криворотова, и физики, присутствующие при эксперименте, в конце его развели руками и сказали: «Ничего не попишешь!»

Разумеется, при особом желании можно докопаться и до физиков, которые непонятно что выразили с помощью разведенных рук в таинственном институте, где на таинственном японском приборе неизвестно когда и кем проверялось биополе Криворотова. Но кто решится на этот кропотливый и неблагодарный розыск, кто найдет для этого время и силы, тем более что душа каждого нормального человека жаждет веры в чудесное исцеление, что многим из нас довольно для поднятия духа и того минимума достоверности, которым снабжает «факты» Кентавр, и если мы, кроме прочего, знаем: наша скрупулезность может быть истолкована как консерватизм, как бюрократическое стремление затормозить прогресс, как желание опорочить руководителя экстрасенсов, а в его лице все направление, и без того тяжко пробивающее путь к общественному признанию.

С другой стороны, и Кентавра можно понять: точные адреса и фамилии по разным соображениям, вполне житейским и, возможно, каким-либо другим, широкой аудитории сообщать рискованно. «Где надо», вероятно, он это делает или может сделать, а в лекциях, в газетных интервью и статьях с многомиллионным читателем — зачем? Недавно «Литературная газета» в небольшом материале рассказала о докторе Касьяне из-под Полтавы: он лечит болезни, связанные с патологией позвоночника. Автор статьи Капитолина Кожевникова, мой добрый друг, говорила, что и сама не рада публикации, что читатели буквально завалили ее письмами, рассчитывая на протекцию, а многие больные, сорвавшись с мест, на свой страх и риск отправились в далекую деревню к Касьяну, организовали там очередь и передали доктору список, состоящий из 25 тысяч фамилий! При такой реакции на опубликованный или как-то иначе обнародованный «факт» бедную бабку из Ленинграда, укажи автор ее адрес, вмиг заставили бы всю воду Невы переработать в лечебную.

Но зачем в таком случае дразнить гусей, как это делает Кентавр, рассказывая о чудотворцах, как бы при этом ничего о них не говоря? Получается заколдованный круг: назови адрес, придай факту «научную окраску», позаботься о достоверности — и страждущие сметут на своем пути к целителю все препятствия и даже его самого. Не назови адрес, факт рискует превратиться в анекдот, в сенсацию и, лишенный доказательности, вызовет у простого читателя досаду, у квалифицированного недоумение, а у коллег скептическую улыбку. Положение, как говорят в таких случаях, хуже губернаторского.

И тем не менее мы никогда не жалеем о том, что промолчали, и много раз в жизни нам приходится пожалеть о том, что сказали вслух.

Читатель, я призываю вас, как и самого себя, к сдержанности. Не будем, по крайней мере, отождествлять недостаточно (скажем так) продуманную Кентавром пропаганду с подвижнической деятельностью десятков, если не сотен, экстрасенсов, весьма далеких от саморекламы и широковещательности.

Мы вплотную подошли к самому сложному для меня аспекту разговора: к тому, что такое биополе. Не рассчитывая на всесторонность и глубину изложения проблемы, скажу, не мудрствуя лукаво, как сам понял из бесед с экстрасенсами: биополе — это энергия, излучаемая живыми клетками, органами и организмом в целом; от всех видов энергии, утверждают биополисты, она решительно отличается тем, что не экранизируется, то есть ничем не задерживается — ничто не может препятствовать ее потоку, она практически не затухает на протяжении тысяч километров.

Пока еще нет приборов, говорят экстрасенсы, способных улавливать и фиксировать биополе, зато это прекрасно делает человек, склонный к сверхчувствительности. Каким образом? Кто-то из экстрасенсов воспринимает биополе в виде сияния над головой постороннего человека, то есть в виде ауры, — это так называемый визуальный вариант восприятия. Кто-то ощущает как бы дуновение тепла или холода — вариант термический. Еще кто-то чувствует биополе как сопротивляющуюся, причем довольно плотную и твердую, среду — механический вариант. И наконец, кто-то владеет одновременно двумя, а то и тремя вариантами.

Теперь, поступательно двигаясь к медицинскому аспекту проблемы, усвоим одно важное обстоятельство: биополе, по мнению экстрасенсов, это как бы паспорт человека, его визитная карточка, трудовая книжка со всеми занесенными в нее выговорами и благодарностями, а в данном специфическом понимании — история его болезни. Почему? Потому, что характер биополя здорового и больного органа — разный. Причем разный не только в зависимости от состояния организма, но еще в зависимости от сиюминутного настроения человека, образа его мыслей, морального самочувствия и т. д.

Экстрасенсы утверждают, например, что над головой чем-то угнетенного, подавленного или уставшего человека возникает аура фиолетового цвета, но если состояние улучшается, то прямо на глазах фиолетовый цвет начинает приобретать желтовато-зеленоватый оттенок. У вас, положим, хорошее