— Так ведь я была с Семой!

— Хорошо, — тяжело вздохнул Алексей. — Как вы оказались в баре, где ругались Анжелика Голицына и Дмитрий Сажин?

— В баре?! Я шла в уборную! Но они так громко кричали…

— Что именно они кричали? — кисло спросил Леонидов.

— Такое даже повторять неприлично. Но что с них взять? Они же любовники! — презрительно сказала Софья Исааковна. Верная жена.

— С чего вы это взяли? Что они любовники?

— Так ведь она сказала Сажину, что он импотент!

— Тогда каким образом они были любовниками?

Софья Исааковна крепко задумалась. Алексей увидел, как она нервно теребит сумочку. Должно быть, там лежала написанная Семой инструкция.

— Я видела, как она на нем висла, — сказала наконец мадам Зебриевич.

— Тогда? В баре?

— Нет, после. Она буквально тащила его наверх, на открытую палубу.

— А это уже интересно, — оживился Алексей. — Значит, Дарья Витальевна ушла изза стола первой. А ваш муж стал надираться. С чего это?

— Сема просто немножко расслабился, — заерзала Софья Исааковна.

— И часто он таким образом расслабляется?

— О нет! Только по праздникам!

— Потому вы и поехали с ним в этот круиз. Понятно, — кивнул Алексей. — Чтобы он, напившись, не дай бог, не свалился за борт. Тогда почему он оказался на открытой палубе один?

— Потому что я уснула, — тяжело вздохнула Софья Исааковна.

— Боже! Как вы могли?!

— Укачало меня. — Мадам Зебриевич открыла сумочку и засунула туда руку. — Паром всетаки.

«Неужели осмелится достать шпаргалку?» — слегка напрягся Алексей, не зная, как на это реагировать. Но Софья Исааковна достала веер. Обычный белый веер, из пластика, приглядевшись, Алексей увидел, что каждое звено украшено картинкой с видами СанктПетербурга. В кабинете было тепло, не сказать жарко, а Софья Исааковна была в кофточке с коротким рукавом. Но ей все равно понадобился веер. Обмахиваясь им, госпожа Зебриевич сказала:

— Я спиртное плохо переношу, вот меня и сморило от шампанского. Держалась, сколько могла, потому что Сема спать не собирался. Но в три ночи у меня совсем не осталось сил. И я пошла к себе в каюту. По дороге и увидела, как Дима с Анжеликой в обнимку идут наверх.

— Прямотаки в обнимку?

— Она к нему прижималась и чтото шептала на ухо, я это видела своими глазами!

— Верю. А что в этот момент делал ваш муж?

— Он зашел в бар. Сказал: на посошок. Ведь все встречали шведский Новый год! Ну и Сема присоединился.

— Ах да. По нашему времени три часа ночи, а у них Новый год. Хорошо, что мы наконец переходим на зимнее время. А то три часа разницы с Европой — это многовато. Вы не находите?

— Мнето что? — пожала плечами Софья Зебриевич.

— Значит, ваш муж дернул виски на посошок и почувствовал, что ему надо бы освежиться. А то перед глазами все плывет. А вы в этот момент уснули у себя в каюте.

— Я ждала Сему, но меня сморило, — пожаловалась Софья Исааковна.

— Ну а когда вы с Семой стали обсуждать убийство Анжелики? Утром, как только проснулись?

— Утром позвонил Даня и сказал, что его жены в каюте нет.

— Почему же вы ему не сообщили, что она мертва?

— Потому что… — Софья Исааковна запнулась. — Как только Сема положил трубку, я рассказала ему о том, что видела в баре. А он мне на это: «Теперь понятно, за что он ее».

— Он — это Сажин? Или Голицын? Ведь ваши слова можно истолковать двояко. Голицын ведь запросто мог приревновать жену к Сажину и столкнуть ее за борт в порыве гнева.

— Даня? Неет… Это не Даня.

— Почему?

— Так ведь Сема говорит…

— Все с вами понятно, Софья Исааковна. Вы можете быть свободны.

— Как? Это все? — откровенно удивилась она. — Но Сема сказал…

— Софья Исааковна, драгоценная моя, а какой мне от вас прок? — перебил ее Алексей. — Все равно вы говорите со слов Семы, что бы вы ни рассказывали. Вот я и хочу послушать самого Сему. Так проще.

— Что вы, что вы! — замахала рукой госпожа Зебриевич. — Он так занят! Если надо что, так вы спросите у меня!

— Я уже спросил. Я вижу, что Голицыну вы симпатизируете больше, чем Сажину, хотя, в принципе, это фигуры для вас равнозначные: друзья мужа. Причину такой симпатии я могу узнать?

Софья Исааковна хихикнула и плотоядно облизнула губы.

— Знаете, Сажин, он такой надменный. А Данечка милый. И даже советуется со мной.

— По поводу?

— У него ведь ресторан. А я прекрасно готовлю. Я ему дала несколько фирменных своих рецептов, — с гордостью сказала Софья Иса аковна.

— У Голицына ресторан?!

— Да, вот уже два года.

— И как он? Процветает?

— Вообщето, дела идут не очень, — вздохнула мадам Зебриевич. — Как Сема говорит. Но сейчас ведь время такое.

— Да, время непростое, — согласился с ней Алексей. — А ваш муж, выходит, в курсе всех Данечкиных дел?

— Конечно! Ведь Сема же свои деньги туда вложил! Я очень обрадовалась. Будет хоть куда пойти. Данечка всегда меня угощает, я к нему, бывает, забегу, когда по магазинам нахожусь, — оживилась Софья Исааковна.

— А каков его долг вашему мужу? — забросил удочку на всякий случай Алексей.

— Понятия не имею! Мы с Семой за деньги никогда не говорим. Он мне дает, сколько нужно, но при этом говорит: «Не спрашивай меня, Софа, откуда. Времена сейчас тяжелые». Или: «Радуйся, Софа, мы вчера немножко разбогатели». Но этого я давно уже не слышала. Времена сейчас тяжелые.

— Это правда, — вздохнул Алексей. — Адресок ресторана не подскажете, Софья Исааковна? Я почемуто уверен, что ваши фирменные блюда стоит отведать.

— С радостью, — расцвела она. Кажется, Алексей нашел подход к Софье Зебриевич. — Если я и хотела бы гдето работать, то поваром, — защебетала она, рисуя на листке схему проезда. Хотя достаточно было и адреса, в Инете все есть. — Но Сема против. Не против повара вообще, а против моей работы. Вот подарил бы он мне этот ресторан… — мечтательно сказала госпожа Зебриевич. — Уж я бы там развернулась! Деньгито все равно мужнины! А я бы его подняла, этот ресторан…

«Скажем так: я кредитую Голицына», — вспомнил Алексей, пряча бумажку со схемой в карман своей куртки. Похоже, не зря он вызвал к себе Софью Исааковну. Вернее, не зря Зебриевич ее сюда послал. Понятно, Семен Абрамович преследовал свою цель, но Софья Исааковна невольно проговорилась. Поэтому Алексей отпустил ее с миром и крепко задумался.

«Интересно получается. Их было шестеро. Один, то есть одна, убита. И все четверо говорят, что это сделал Сажин. Кроме самого Сажина. Он молчит. Ах, Зебриевич, Зебриевич! Как издалекато заходит! Конечно! Ведь это же Сажин! Семен Абрамович сначала хочет посмотреть на его реакцию. Если Дмитрий Александрович вдруг начнет активно действовать, а он это умеет, Зебриевич запросто отыграет назад: что ты, Дима, это же баба! А с бабы какой спрос? Сболтнула лишнее, языкто длинный. Одно твое слово, и мы ее мигом урезоним. Только и ты уж в долгу не останься. Неужели Зебриевич затеял размен? Акции компании Сажина за его свободу? Если ктото задумал свалить Сажина, у них была только одна проблема: Дарья Витальевна. Ее показания. А она своего супруга фактически предала…»