Джеанне должна понравиться даже упаковка, так как, не ограничившись сыромятной кожей, он завернул привезенные подарки в тонкую восточную ткань, называемую тамошними жителями ку тун; она хорошо держала краску.

Главные ценности, впрочем, были внутри.

С благоговейной осторожностью он вынул из свертка пальмовые листья, сорванные по пути в Иерусалим, серебряный крест с водою из реки Иордан, высохшую ветвь из священной оливковой рощи, щепотку пыли с Голгофы и кaмушек с того места, где, как ему сказали, был Гроб господень.

Он задумчиво посмотрел на другой круглый сверток, с видимым сомнением развернул его и достал маленький чepеп. «Череп святого Иоанна Крестителя, когда он был ребенком, господин! — вкрадчиво шептал ему торговец. — Toлько для вас!»

Тогда Галеран долго смеялся и купил череп, чтобы поделиться удачной шуткой с Джеанной. Конечно, для того, чтобы рассказать ей эту историю, везти в Англию череп было вовсе не обязательно — многие другие покупали такие же реликвии, не понимая их нелепости, — но ему любопытно было, много ли времени потребуется Джеанне, чтобы сообразить, что перед нею.

Возможно, чудом могли сохраниться склянки с молоком Пречистой Девы или с вином из Каны Галилейской, но даже чуда было бы мало, чтобы сохранить детский череп человека, умершего в тридцать с лишним лет.

Галеран вертел в руках детский череп и теперь не находил в нем ничего смешного. Он провел пальцами по гладкой лобной кости, по впадинам пустых глазниц. Какая-то мать оплакивала смерть этого ребенка так же, как Джеанна оплакивала Галлота.

И так же, как плакал, или мог плакать, он сам…

Он снова обернул череп тканью. Для Ранульфа Фламбара череп будет отличным подарком, тем паче что Галерану хотелось избавиться от него. К счастью, можно было не опасаться, что архиепископ поймет всю смехотворность этого дара, ибо многие умные люди так и не поняли. Приятно будет наблюдать за сооружением роскошной раки для его хранения. И даже если Фламбар догадается, что над ним посмеялись, ему останется лишь молчать.

В конце концов, Галеран только пообещал подарить архиепископу что-нибудь, привезенное из Святой Земли, и кто скажет, что череп не оттуда?

Галеран продиктовал писцу учтивое письмо, в котором благодарил его преосвященство за помощь в столь щекотливом деле, просил принять скромный дар и не забывать Хейвуд в своих молитвах.

Только он отправил нарочного, пришла Джеанна. Галеран рассказал ей, что он сделал, не упомянув лишь, что именно дарит он архиепископу. Он говорил, а сам думал: когда же в их с Джеанной жизнь вернется радость?

— Пожалуй, ты поступил верно, отблагодарив его, — сказала она, благоговейно взирая на оставшиеся святыни. — Хотя, по-моему, ты слишком щедр.

Галерану все сильнее хотелось объяснить ей, соблазн был велик, но, взяв пример с Христа в пустыне, он поборол искушение.

Джеанна погладила кожистые пальмовые листья.

— Какая она — пальма? Эти листья похожи на тростник.

И Галеран подробно рассказывал ей про пальмовые деревья, про оливковые рощи, про палящую жару пустыни, про то, что Вифлеем — обычный город.

— Ты был разочарован? — спросила Джеанна, не забывая между тем распоряжаться приготовлениями к купанию.

— Одно мгновение был. А потом мне стало приятно сознавать, что Христос жил, как живут самые обычные люди, что он был не сказочным героем, каких изображают на миниатюрах, а человеком с пылью на коже и мозолями на ладонях.

Он задумчиво посмотрел на собственные ладони. Джеанна взяла их в свои руки, провела пальцами по твердым бугоркам, загрубевшим от рукоятки меча.

— Какими же еще могут быть мужские руки?

— Мне было легче, — говорил он, — эта мысль поддерживала меня. Что Христос тоже был мужчиной и, верно, понимает мужчин.

— Нечто похожее я думала о матери Христа. — Джеанна помогла мужу снять рубаху, покачав головой при виде пятен крови. — Хотя мне не очень нравится эта новая идея, что она была невинной девушкой.

— Да, в самом деле, странно… — С довольным вздохом Галеран погрузился в теплую воду. — Второе купание за неделю. Роскошь!

— Расскажи мне о константинопольских банях, — попросила Джеанна, начиная мыть его.

Галеран рассказал о банях, затем о том, что едят и как одеваются в тех странах, где ему пришлось побывать. Он лишь тщательно избегал любых упоминаний о войне.

Когда он уже вытирался, а слуги вычерпывали воду из корыта, Джеанна сказала:

— Все-таки жалко, что у нас нет комнаты для купания, как в Берстоке.

— Можно устроить ее во дворе, возле кухни. А что тебе не нравится здесь?

— Да нет, все хорошо, — смущенно улыбнулась она, — просто захотелось иметь мраморный бассейн, большой, чтобы можно было в нем плавать.

Галеран тоже улыбнулся.

— Я достал бы для тебя луну с неба и все звезды, если б мог, любимая, но мраморный бассейн — это выше моих сил.

Джеанна покраснела, рассмеялась, и Галеран подумал, что впервые после возвращения слышит ее смех.

Она посмотрела на кровать, и его плоть тут же отозвалась, но он не двинулся с места. Слишком легко было вернуться к старым привычкам, притвориться, будто все идет по-прежнему, но надобно перебороть себя и сначала понять, что произошло.

— Джеанна, мне нужно точно знать, что было между тобою и Лоуиком.

Она побледнела. Галеран думал, что не дождется ответа, но Джеанна отложила в сторону влажные холсты и заговорила.

— В сердце моем я никогда не изменяла тебе, Галеран. Я никогда не желала Лоуика. Довольно тебе такого ответа?

— Нет. Он взял тебя силой?

Джеанна ошеломленно глядела на мужа.

— Нет!

— Если ты не желала его, и он не принуждал тебя, то что же случилось? — Джеанна молчала, и он продолжал: — Джеанна, от того, что произошло здесь в ночь, когда умер Галлот, зависит, как мне вести себя в будущем и чего ждать от Лоуика.

Джеанна стояла, сжимая одеревеневшими пальцами влажную холстину. Она будто обратилась в статую. Холстина выпала из ее рук, и Джеанна опустилась на колени перед Галераном.

— Я боюсь, ты возненавидишь меня.

Ему хотелось поднять ее, крепко обнять, успокоить, но ее страх породил страх и в нем. Джеанна была умна. И если он простил ей неверность, зачем бы ей бояться, что какие-то подробности простить нельзя?

— Это нелегко сделать. Ты-то должна бы знать. И я люблю тебя.

Она прислонилась головою к его ноге.

— Да, а я не заслуживаю такой любви…

— Джеанна, расскажи, объясни…

— Не знаю, смогу ли я. Возможно, проще всего сказать, что я была безумна.

— Но это неудивительно. — Его рука замерла, так и не коснувшись ее волос. — Ты ведь тогда только что лишилась ребенка.