Нестираное платье надевать негоже, это так же немыслимо, как выйти на люди вовсе без одежды – особенно в Хартфордшире, а тем более в сентябре. Стирка – событие неизбежное, как наступление ночи. И все же каждую неделю Сара ждала этого ритуала с тяжелым сердцем.

В половине пятого утра, когда она приступила к работе, было еще совсем темно. Морозный воздух обжигал лицо, а железная рукоятка насоса пронзала ледяным холодом даже сквозь рукавицы, и руки отчаянно ныли, пока Сара перекачивала воду из подземной тьмы в подставленное ведро. Что ж, день предстоял нелегкий и долгий, и он только начинался.

А кругом царил покой. В загонах на холме ютились овцы, на живой изгороди пушистыми шариками нахохлились птицы. В кустах прошуршал еж, пробираясь в опавшей листве. В свете звезд поблескивал ручей в каменистом русле. Ниже по склону, в хлеву, коровы, шумно дыша, выпускали клубы душистого пара, а в свинарнике под брюхом у матки сгрудились поросята. На своем тесном чердаке миссис Хилл и ее муж, умаявшись за день, спали глубоким сном без сновидений. Двумя этажами ниже, в хозяйской опочивальне, под стеганым одеялом посапывали мистер и миссис Беннет, неподвижные, будто два холмика на погосте. Юные леди, все пять, спали в своих кроватях, видя сны, какие полагается видеть юным леди. И над всем миром сияли звезды, лили свой холодный свет на сланцевые кровли, и на мощеный двор, и на флигель, и на кусты, и на небольшой пустырь позади лужайки, и на выводок фазанов, и на Сару, одну из двух лонгборнских служанок, которая успела накачать полное ведро воды, оттащила его в сторону, подула на распухшие ладони, а потом подставила под струю второе ведро.

Над восточными холмами небо светлело, становясь прозрачно-синим. Согревая ладони под мышками и выдыхая облачка пара, Сара поглядывала вверх и мечтала о невиданных, лежащих далеко за горизонтом странах. Там, наверное, уже совсем рассвело, думала она, а когда здесь наступит ночь, солнце еще будет светить на островах Барбадос, и Антигуа, и на Ямайке, где трудятся темнокожие, голые до пояса люди, а еще в Америке, где индейцы и вовсе почти не носят одежды, а значит, им не приходится так много стирать… Вот бы однажды уехать туда и нипочем больше не отстирывать чужое нижнее белье!..

Не дело это, чтобы одни люди стирали за другими исподнее, размышляла Сара, цепляя ведра к коромыслу, подныривая под него плечом и выпрямляясь. Юные леди в семействе Беннет держат себя так, точно под одеждой они гладенькие и без единой дырочки, прямо не девушки, а алебастровые статуи. Но потом они швыряют замаранные сорочки на пол, чтобы их унесли да постирали, и становится ясно, что они обычные бренные создания и снизу у них то же, что у всех прочих. Должно быть, потому-то барышни и отдают распоряжения Саре, пряча лица за пяльцами с вышиванием или за книгой: ведь это она оттирала и отмывала за ними пот, грязь и месячную кровь. Ей, Саре, известно, что они не ангелы небесные, оттого-то юные леди и не решаются взглянуть ей в глаза.

Оступаясь и расплескивая воду, Сара осторожно шла по двору. Она была уже в двух шагах от входа в прачечную, когда нога вдруг заскользила и девушка потеряла равновесие. Мгновение, казалось, остановилось – она успела увидеть, как ведра, соскочив с коромысла, летят в разные стороны уже полупустыми. Она даже успела подумать, что все ее труды пошли прахом и что падать будет больно. Тут ведра ударились оземь и покатились, громыхая так, что с буков с карканьем разлетелись всполошенные грачи. Сара со всего маху приземлилась на каменные плиты. Запах подтвердил догадку девушки: она поскользнулась на свином навозе. Свинья вчера выбралась из хлева и разгуливала по всему двору, за ней увязались поросята, а вечером никто так и не прибрал за ними, руки не дошли. Дела каждого дня перетекали в день следующий, никогда не удавалось переделать их все, чтобы сказать с удовлетворением: вот, все выполнено, позади тяготы дня сегодняшнего. Работа откладывалась и накапливалась, подстерегала и… заставляла ни в чем не повинного человека поскальзываться с утра пораньше.

После завтрака Лидия устроилась на кухне у очага, подобрав под себя ноги, и, попивая сладкое молоко, заявила миссис Хилл недовольным тоном:

– Да вы просто счастливица, Хилл. Хорошо вам тут, внизу, сидеть в тепле да уюте.

– Ну, если вы так считаете, мисс Лидди.

– Разумеется, считаю! К тому же вы вольны делать все что захотите, и никто вас не пилит, не поучает, разве не так? О господи! Да я просто не в силах больше слушать, как Джейн читает мне нотации, еще разок – и я не выдержу. Да и что уж я такого натворила? Просто захотела чуточку повеселиться!

По соседству с ними, в прачечной, Сара, склонившись над стиральной доской, мыльным щелоком оттирала пятно с полотняной нижней юбки. Подняв юбку с полу в спальне барышень, она обнаружила, что подол замаран уличной грязью на целых три дюйма, поэтому еще с вечера замочила ее в щелоке. Мыло не отъедало пятно, зато щипало и жгло ее обветренные руки, потрескавшиеся и в цыпках. Стирай Элизабет Беннет свои нижние юбки сама, думала Сара, она, пожалуй, была бы поаккуратнее.

От медного котла валил пар, в нем кипятилось постельное белье. По запотевшим оконцам стекали капли. Сара осторожно прошла от чана к котлу по доскам, настеленным поверх мокрого и скользкого каменного пола. Бросив юбку в серую бурлящую воду, девушка утопила ее деревянными щипцами, потыкала, выпуская пузыри воздуха, помешала. Ей было велено – и ведь не поспоришь – отстирать юбку до полной белизны, и что с того, что завтра же ее, скорее всего, снова замызгают.

Полли, по локоть в чане с холодной водой, полоскала шейные платки мистера Беннета, вынимала их один за другим и перекладывала в корыто с холодным рисовым отваром, чтобы накрахмалить.

– Много нам еще осталось, как по-твоему, Сара?

Сара огляделась, прикинула. Корыта с замоченным бельем, груды волглых тряпок, дожидающихся своей очереди. Кое-где для стирки нанимают помощников. Но только не здесь, о нет! В поместье Лонгборн свое грязное белье всегда стирали сами.

– Простыни, наволочки, да еще и наши вещи…

Полли обтерла руки о передник и начала было считать груды, загибая пальцы, но тут заметила, какие они у нее красные. Девочка нахмурилась и принялась рассматривать свои ладони – как некий интересный, но не имеющий к ней отношения предмет. Должно быть, от холода руки совсем потеряли чувствительность.

– Ой, чуть не забыла про салфетки, – спохватилась Сара.

Раз в месяц каждой женщине в поместье выпадало несколько несчастливых дней, когда она вдруг начинала раздражаться по пустякам, становилась капризнее и слезливее обычного – это приходили крови. Все женские салфетки были замочены в отдельном корыте, от которого шел запах тяжелый, будто из лавки мясника. Их предстояло прокипятить последними, в оставшейся воде, перед тем как перевернуть и вылить котел.