К чести командира этого танка следует сказать, что он предпочел сражаться, вместо того чтобы отступить к реке. ИС рванулся вперед, выбросив целый сноп искр из своих выхлопных труб, мощным ударом сместив загораживающий ему путь «Тигр», на котором мы перебрались через мост. У ИС осталось еще время, чтобы сделать один-единственный выстрел, который бесполезно исчез где-то вдали, прежде чем наши орудия открыли по нему огонь.

За несколько мгновений ИС был растерзан снарядами на куски. Бронебойные снаряды кромсали его башню, вырывая из нее целые куски стали, гусеницы танка были перебиты, их траки с визгом унеслись в воздух и подняли фонтаны воды, исчезая в реке. Инерции движения танка хватило еще на то, чтобы проделать с десяток метров по дороге, ведущей от моста, влача за собой полотнище пламени; но, когда танк окончательно остановился, справа и слева на него дождем посыпались удары снарядов, окончательно добившие эту боевую машину. Верхняя часть корпуса танка была вскрыта, обнажив полыхающую внутренность, полную горящей солярки и рвущихся боеприпасов. Затем еще пара снарядов окончательно разбила верхнюю часть корпуса, после чего башня была сорвана со своего погона, провалилась и исчезла в ревущем пламени.

Мы вернулись к «Тигру», чтобы посмотреть, что происходит с Вильфом, который по-прежнему лежал на крышке двигательного отсека. Он был уже мертв, лицо его было обращено к западной части горизонта, туда, где начинался рейх.

Хелман покачал головой, держа русскую пленницу за руки, скованные наручниками у нее за спиной. Затем он махнул рукой бронеавтомобилю, подошедшему вместе с подкреплением, и объяснил задачу подошедшему к нему его экипажу. Экипаж, приняв нас на борт и усадив в тесный отсек для десанта, повел броневик на приличной скорости прочь от реки, от места переправы, оборона которой обошлась столь значительной кровью, по дороге, запруженной подходящими подкреплениями – пехотой и транспортом – и ведущей к ближайшему штабу дивизии.

– Мы все же устояли, – крикнул Хелман, обращаясь ко мне и перекрывая голосом рев двигателя бронеавтомобиля и лязг других транспортных средств, двигающихся нам навстречу. – Мы все-таки отстояли переправу. Наша приграничная область будет прикрыта. Это был значительный день для всех нас, Фауст. Великолепный день.

– Так точно, герр полковник.

– И в довершение нашего успеха мы теперь лично передадим нашу пленницу ребятам из разведки. А они уж у себя в застенках заставят говорить эту русскую суку, уж можешь мне поверить. Они знают, как развязывать подобные хорошенькие язычки.

Русская пленница, которая призналась мне, что знает немецкий язык, смотрела на него покрасневшими от недосыпания глазами, на дне которых плескался неприкрытый ужас.

* * *

Солнце уже миновало зенит и, становясь все больше, когда мы двигались навстречу ему, освещало лежащее к западу плато своими багровыми лучами. Бронеавтомобилю потребовалось изрядное время, чтобы добраться до штаба дивизии, расположенного довольно далеко от линии фронта. Нам пришлось проделывать свой путь, протискиваясь сквозь колонны мотопехоты в «Ханомагах», направляющихся в район реки; все они были свежими, хорошо упитанными бойцами в зимней форме с белым камуфляжем. Рядом с ними, порой ожидая своей очереди, двигались и подразделения «Пантер» и танков Pz IV, покрытых свеженанесенной белой краской, чтобы не выделяться на снегу. Это была настоящая фронтовая боевая группа, и я был уверен в том, что такие силы определенно не позволят русским переправиться через довольно узкую реку, если в этом возникнет необходимость.

Хотя бои, безусловно, предстоят весьма ожесточенные.

Я осмотрел из открытой башни бронеавтомобиля восточный горизонт, где находилась оставленная нами переправа. Там снова и снова вспыхивали красные и белые сполохи, и столбы дыма поднимались в воздух на огромную высоту. В небе я заметил тройку истребителей «Мессершмитт», уносящихся на восток, их крылья оставляли за собой завихрения воздуха в свинцового цвета небе. В одной точке над полем боя появилась группа русских штурмовиков и, двигаясь на север, вела ковровую бомбардировку местности, на которой вырастали фонтаны выброшенной в воздух земли. Пройдя определенное расстояние, они развернулись и двинулись обратно, при этом в небе не было заметно ни зенитного огня, ни истребителей люфтваффе.

Обращаясь ко мне, командир бронеавтомобиля, глядя при этом на столбы дыма, поднимающиеся с поля боя, сказал:

– Ведь там был наш полк «Тигров».

Я промолчал, но отметил для себя, что дорога стала менее забита транспортом, как будто все, что у нас было в резерве, уже было брошено на линию фронта.

Когда мы остановились у командного пункта дивизии, Хелман ответил козырнувшему ему экипажу бронеавтомобиля и сделал мне знак сопроводить русскую пленницу в здание. Я держал ее за предплечье и почувствовал, как она вздрогнула, когда мы вошли внутрь. Командный пункт представлял собой сложенное из стволов деревьев двухэтажное строение, обложенное снаружи мешками с песком и обвалованное землей. Строение было довольно длинным, со многими комнатами, выходящими в длинный центральный проход, освещенный керосиновыми лампами. По нему во всех направлениях ходили сотрудники штаба со стопками бумаг, выкрикивая порой номера подразделений подходящих подкреплений.

Когда Хелман отправился разыскивать сотрудника разведывательных органов, чтобы доложить ему о пленнице, я остался караулить пленницу в одной из боковых комнат, забитых различными припасами. В комнате на стене оказались русские иконы, и пленница, заметив их, благочестиво перекрестилась.

Она стояла напротив меня, я держал на сгибе одной руки МП-40 Хелмана.

Внезапно наступила тишина. После всей этой стрельбы, взрывов и криков это было странное ощущение, и амфетамины в моей крови стали стремительно распадаться, из-за чего я почувствовал себя обессиленным.

– Что они со мной здесь сделают? – спросила меня пленница по-немецки.

– Понятия не имею, – ответил я, хотя на самом деле прекрасно представлял себе те методы, которые могли бы применить к ней. – Как получилось, что вы говорите по-немецки?

Глаза ее были полны слез.

– Я изучала германскую литературу в университете. И я ничего не знаю ни о каких важных военных вопросах, – сказала она, вытерев нос.

Я посмотрел прямо ей в глаза:

– Тогда почему русские солдаты искали вас во всех этих танках? Почему они пытались спасти вас?

– Послушайте, я вам сознаюсь во всем. Дело в том, что я была любовницей одного высокопоставленного русского офицера. Он занимает очень высокое положение, и я была его женщиной. Одной из его женщин. Он командует этой армией и может делать все, что захочет. Думаю, он отдал приказ найти и спасти меня.

Над зданием низко пролетел какой-то самолет, где-то поблизости ударила зенитка. Раздалось несколько взрывов бомб, и все здание вздрогнуло. В коридоре послышались голоса, люди спрашивали друг друга, что происходит. Затем все снова стихло.