Они бежали вдоль высокого горного хребта между двумя вершинами. На перевале под ними клубились облака, но это было обычным делом. Хотя с самого рассвета было довольно хмуро, серьезных проблем с видимостью не возникало. Затем откуда ни возьмись опустился туман, густой, как дым. В одно мгновение солдат бежал впереди нее, а в следующее она оказалась одна в мире серой ваты.

Ее вселенная сжалась до нескольких квадратных футов.

Солдат окликнул ее, велев стоять на месте, а затем приказал окликнуть его в ответ. Она так и поступила, и он по голосу нашел ее. Резкий ветер вместе с туманом принес дождь.

– Надо подождать, пока туман не рассеется, – сказал солдат.

Стефани согласилась. Бойд неоднократно подчеркивал, как важно в тумане стоять на месте. Для неопытных дезориентация бывает почти мгновенной и автоматической. Даже имея компас, человек, как правило, не может верно оценивать расстояния.

Чтобы спасти Стефани от порывов ветра, солдат повел ее прочь с горного хребта. Они осторожно, почти на ощупь, двинулись вниз, пока не нашли подобие укрытия за острыми камнями на краю торфяного болота. Здесь сели и сжались в комок, спинами к мокрому берегу. Ощущение из разряда малоприятных, но это лучше, чем оставаться под дождем и ветром.

– Хочешь курнуть? – спросил он.

Стефани отрицательно покачала головой. Солдат достал крошечный портсигар, извлек из него сигарету и закурил от спички, которую затем потушил большим и указательным пальцами и сунул в боковой карман штанов.

– Как тебя зовут? – спросила Стефани.

Солдат покачал головой:

– Обойдемся без имен.

– Тогда придумай.

– Джорди.

Имя соответствовало его акценту.

– Я тоже с севера.

– Непохоже.

– Давно оттуда уехала.

– Ага, не иначе как к этим неженкам и засранцам южанам.

– Верно.

Он расплылся в ухмылке:

– Да, не повезло тебе, подруга. Крупно не повезло.

На пару сантиметров ниже ее ростом, Джорди был на редкость крепок и широк в плечах. Стефани не сомневалась, что всё это мышцы. На вид он был ненамного старше ее, но даже когда улыбался, лицо его оставалось хмурым, будто суровое выражение впечаталось в него навсегда. Светлые, коротко стриженные волосы, намокнув, позволили ей разглядеть шрамы на его голове. Зажженную сигарету он держал в кулаке.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Джорди.

– Не знаю. А ты?

– То одно, то другое.

– Ты в каких частях?

Он пожал плечами:

– Кто их разберет…

– Но ты ведь армейский, не так ли?

– Можно сказать и так.

Дождь хлестал все сильнее. С горного уступа на них стекали тугие струи ледяной воды. Вокруг все так же клубился туман. Сырость и холод начали пробирать до костей. Стефани пыталась не обращать на это внимания. Она представила себя стоящей на верхней ступеньке студенческого общежития «Аль-Шариф» и Резу Мохаммеда по ту сторону стекла. Спустила бы она курок?

– Тебе приходилось убивать людей? Не при самообороне.

Джорди окинул ее подозрительным взглядом:

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что мне любопытно.

– Словами это не передашь. Нужно испытать на собственной шкуре.

– Я не хочу испытывать. Я просто хочу знать, как происходит прыжок от намерения нажать на спусковой крючок к моменту, когда ты на него нажимаешь.

– Я бы даже не стал задумываться.

Джорди курил, словно не замечая мерзкой погоды. Докурив сигарету, он потушил ее о мокрую подошву ботинка, после чего положил окурок в тот же боковой карман, что и использованную спичку. Пару минут оба молчали, затем он сказал:

– Это вопрос самоконтроля. Что ни возьми, все вопрос самоконтроля.

Стефани обернулась к нему. Его взгляд был устремлен в туман.

– Когда попадаешь в переделку, паниковать нельзя. Нужно держать себя в руках.

– И как ты это делаешь?

– Слежу за своей ритм-секцией.

– Это как?

– Когда паникуешь, первым делом нужно привести в норму дыхание. Стоит это сделать, как ты вновь контролируешь себя. Если же нет, тебе кранты. Считай, что ты – дохлятина на крюке.

– Я не понимаю.

– Это как в музыке. Ударные и бас – это ведь ритм-секция, верно? Сердце – это ударные, дыхание – бас. Приведи их в норму, и ты тоже в норме. Когда дыхание и пульс под контролем, при всем желании не запаникуешь. Это физически невозможно. Нужно всегда об этом помнить. Следи за ритм-секцией, и песня зазвучит сама.

* * *

Когда на следующее утро Стефани встала, они с Бойдом снова были одни.

Минут сорок бежали до каменного утеса. Мышцы ног Стефани работали в гармонии с ее лодыжками, коленями и бедрами, подлаживаясь под рельеф местности, по которой она бежала. Ее движения больше не были серией судорожных рывков, спотыканий и неуклюжих попыток наверстать упущенное. Тело приобрело гибкость, вселявшую в нее уверенность. Ей было приятно ощущать изменения в собственном состоянии, а также то, что неким непостижимым образом связь с окружающей средой, которая была так жестока к ней, когда она впервые приехала сюда, с каждым днем укреплялась.

Стефани посмотрела вверх, на каменную стену. Неужели Бойд ведет ее туда? Им не раз случалось бегать мимо утеса и даже над ним, но они взбегали по более пологому склону на другой его стороне. Восхождение было новым элементом в ее тренировках. Стефани инстинктивно обрадовалась возможности нового опыта, чем удивила Бойда, а в себе самой разбудила конфликт эмоций, впервые в жизни ощутив сильную духовную связь с матерью. Она никак не ожидала от себя теплых чувств к кому бы то ни было, тем более к матери.

Моника Патрик – или Моника Шнайдер, как тогда ее звали, – входила в число самых уважаемых молодых швейцарских альпинистов того поколения. Оба ее родителя также были знаменитыми альпинистами. К тому моменту, когда Моника встретила Эндрю Патрика, она успела покорить Эверест (со второй попытки), Чогори, или K2, и побывать на самых известных в Европе вершинах. Любовь, однако, завершилась браком, потом пошли дети, что поставило крест на ее карьере альпинистки, хотя с отцом Стефани они были не прочь испробовать свои силы на отвесном утесе или неприступной скале. Стефани вспомнила, что ее мать всегда считала Эйгер[7] своим единственным серьезным поражением. Дважды она пыталась подняться на его вершину – и дважды потерпела неудачу. В обоих случаях ей крупно повезло остаться живой.

– Я пойду первой, – сказала Стефани.