Мэйзер кивнул.

– Мне даже выпала честь нести его гроб. Когда-то мы были… очень близки. Вот почему я к вам сегодня пришел. Еще никогда в моей жизни мне не приходилось ни к кому ходить так, как сегодня к вам, мистер Мэйзер, – ходить к незнакомому человеку. Но с возрастом друзья умирают, переезжают или же какие-нибудь жизненные обстоятельства разлучают их. И дети тоже умирают, если вам не повезет уйти первым, – и вот так в один прекрасный день вы оказываетесь в одиночестве, и у вас не остается ни единого друга. Вы оказываетесь в изоляции. – Он еле заметно улыбнулся. Его руки теперь сильно дрожали. – Однажды, почти сорок лет назад, ко мне пришел ваш отец и попросил тысячу долларов. Я был старше его на пару лет, и, хотя мы с ним были едва знакомы, у меня сложилось о нем хорошее мнение. В те времена это были большие деньги, а гарантий у него не было никаких – у него ничего не было, только план в голове, – но мне понравился его взгляд – вы уж меня простите, если я скажу, что вы на него так похожи, – так что я дал ему деньги без всяких гарантий.

Мистер Лэйси замолчал.

– Без всяких гарантий, – повторил он. – Тогда я мог себе это позволить. И я ничего не потерял. Не прошло и года, как он отдал долг, да еще шесть процентов в придачу.

Мэйзер внимательно рассматривал лежавшую на столе промокашку, чертя на ней карандашом серию треугольников. Он знал, что сейчас последует, и его мускулы напряглись – он собирался с силами для отказа, который он вынужден будет сейчас произнести вслух.

– Я уже старик, мистер Мэйзер, – продолжал скрипучий голос. – Я потерпел неудачу – я неудачник, – но я сейчас не об этом. У меня есть дочь, она не замужем и живет со мной. Работает стенографисткой и всегда ко мне добра. Мы живем вместе на Селби-авеню, у нас там, знаете ли, квартира, очень хорошая квартирка.

Старик, весь дрожа, вздохнул. Он пытался – и одновременно боялся – перейти к своей просьбе. Кажется, дело было в страховке. У него был полис на десять тысяч долларов, он назанимал денег на всю эту сумму, а теперь всю сумму мог потерять, если вовремя не внесет в кассу четыреста пятьдесят долларов. У них с дочерью было около семидесяти пяти долларов. Друзей у них не было – он уже объяснял, – и деньги им взять было неоткуда…

Мэйзер больше не мог слушать эту печальную историю. Деньги он дать не мог, но мог, по крайней мере, избавить пожилого человека от унизительной агонии их выпрашивания.

– Извините, мистер Лэйси, – как можно мягче перебил он, – но я не смогу дать вам эти деньги.

– Нет? – Старик, моргая, глядел на него выцветшими глазами, взгляд которых, казалось, находился за пределами любого потрясения, за пределами любых человеческих эмоций, кроме, разве что, вечной тревоги. Лишь приоткрытый рот слегка изменил выражение его лица.

Мэйзер вновь внимательно уставился на промокательную бумагу.

– Через несколько месяцев у нас будет ребенок, и поэтому я коплю деньги. Сейчас брать из них было бы нечестно по отношению к моей жене и ребенку.

Его голос превратился в какое-то бормотание. Он обнаружил, что уже говорит какие-то банальности о том, что бизнес идет не очень, и говорит это с отталкивающей легкостью.

Мистер Лэйси не стал уговаривать. Он встал, ничем не показав своего разочарования. Лишь его руки продолжали дрожать, и это встревожило Мэйзера. Старик стал извиняться – он сожалел о том, что побеспокоил его в столь неподходящее время. Да, он, может быть, что-нибудь придумает… Он просто подумал, что если вдруг у мистера Мэйзера дела идут неплохо, почему бы не спросить… ведь он же сын старого друга, так что он – именно тот человек, к которому стоит обратиться в первую очередь…

Выходя из кабинета, он никак не мог открыть дверь. Мисс Клэнси ему помогла. Он, шаркая и сгорбившись, пошел по коридору, все так же моргая своими выцветшими глазами и все так же приоткрыв рот.

Джим Мэйзер стоял у стола, закрыв лицо рукой и втянув голову в плечи, словно ему вдруг стало холодно. Но в пять вечера стояла жара, как в полдень в тропиках.

IV

Спустя час все еще стояла жара, а он в сумерках на углу ждал трамвая. До его дома нужно было ехать двадцать пять минут, и он купил газету с розовыми страницами, чтобы разбудить свой вялый разум. Последнее время жизнь казалась менее счастливой и все менее романтичной. Возможно, теперь он знал больше о том, как устроен мир, а может быть, романтика мало-помалу испарялась с течением времени.

Такого, например, с ним никогда раньше не случалось. Мысли о старике упорно крутились в его голове. Он представлял себе, как тот пешком идет домой по изнуряющей жаре – пешком, чтобы сэкономить деньги за проезд, – открывает дверь душной маленькой квартирки и признается дочери, что у сына его друга не нашлось возможности ему помочь. Весь вечер они будут тщетно пытаться придумать хоть что-то, потом скажут друг другу спокойной ночи – отец и дочь, оказавшиеся волей случая одни в этом мире, – и разойдутся по своим комнатам, не в силах уснуть, чувствуя себя душераздирающе-одинокими.

Подъехал трамвай Мэйзера, он нашел свободное место в передней части вагона, рядом со старой дамой, которая нехотя подвинула ноги, чтобы он пролез. На следующей остановке проход в вагоне заполнился юными продавщицами из соседнего универмага, и Мэйзер развернул газету. Последнее время он перестал потакать своей привычке уступать место. Жаклин была права – обычная девушка была вполне способна постоять на ногах не хуже его. Уступать место было глупо, это был лишь красивый жест. Сегодня едва ли одна дама из дюжины сочтет нужным хотя бы поблагодарить за это.

В вагоне было душно и жарко; он вытер крупный пот, выступивший на лбу. В проходе стало очень тесно, и женщина, стоявшая рядом с ним, на мгновение навалилась ему на плечо, когда вагон свернул за угол. Мэйзер глубоко вдохнул противный горячий воздух, который напрочь отказывался циркулировать, и попытался сконцентрироваться на карикатуре, напечатанной вверху спортивной страницы.

– Пожалуйста, проходите вперед! – Резкий и раздражающий голос кондуктора пытался пробраться сквозь непроницаемую толпу людей. – Впереди свободно!

Толпа сделала слабую попытку сдвинуться вперед, однако заметного успеха не достигла – впереди свободного места не было. Вагон вновь повернул, и снова стоявшая рядом с Мэйзером женщина навалилась ему на плечо. Раньше он просто уступил бы место, хотя бы ради того, чтобы избежать таких напоминаний о ее присутствии. Он чувствовал себя неприятно холоднокровным. А в вагоне было ужасно – просто кошмар. В такой зной могли бы выпускать на линию побольше трамваев!

Уже в пятый раз он рассматривал карикатуры в разделе юмора. На второй картинке был изображен нищий, и туманный образ мистера Лэйси раз за разом настойчиво занимал его место на картинке. Господи! Только подумать, а вдруг старик действительно умрет с голоду – или бросится в реку?

«Когда-то, – подумал Мэйзер, – он помог моему отцу. Может быть, если бы не он, моя жизнь сложилась бы совершенно иначе. Но тогда Лэйси мог себе это позволить – а я сейчас не могу».