пор, пока не овладеют Мессенией или все не падут в бою. Никто не думал тогда, что война окажется такой продолжительной!

Впоследствии, на десятом году войны, лакедемонские женщины, уставшие от одиночества, послали нескольких из своей среды к мужьям, что бы выразить им свое недовольство. Они заявили, что спартанцы воюют с врагом не на равных условиях: ведь мессеняне, оставаясь на своей земле, живут с семьями, тогда как их мужья, поселившись у стен вражеской крепости, оставили своих жен на положении вдов. А раз у спартанских женщин больше не рождаются дети, отечество вскоре останется без мужчин!

Лакедемоняне приняли к сердцу доводы женщин, но все равно не могли отказаться от своего обещания. Посовещавшись, они велели возвратиться в Лаконику тем молодым воинам, которые в начале войны были еще детьми и не участвовали в общей клятве. Все они должны были вступить в брак, с тем, чтобы родить как можно больше детей. Это постановление было в точности исполнено. Появившиеся таким образом на свет дети получили имя парфениев.

Когда через десять лет Мессения была покорена, лакедемоняне разделили ее между собой, но по возвращении домой не дали парфениям одинаковых с остальными гражданских прав. Тогда парфении объединились с илотами и составили заговор. Сигналом к восстанию должна была стать поднятая на рыночной площади лаконская шапка. Мятеж не состоялся, из-за того, что некоторые илоты выдали планы заговорщиков. Но лакедемоняне все равно пребывали в большом затруднении. Ведь парфениев было много и все они отличались единодушием! Борьба с ними не могла быть простой. Чтобы избегнуть кровопролития, спартанцы вступили с заговорщиками в переговоры и предложили им удалиться в Италию. Парфении согласились. Они выселились из Лаконики и основали в 706 г. до Р.Х. Тарент.

В дальнейшем этот город, благодаря обширной и разносторонней торговле, стал одним из самых богатых и процветающих центров Великой Греции. Этому в немалой степени способствовало то обстоятельство, что по всему южному побережью Италии Тарент был единственною значительною гаванью; все сношения из Сицилии и Греции с городами и племенами по адриатическому поморью сосредоточились в Таренте; тарентские корабли ходили в Истрию и Африку, к богатым портовым городам Иллирии, в Ахаю, Кирену, Малую Азию.

Но город обогащался не только выгодною транзитною торговлею. Изобилующие пшеницею поля его, плантации, рыболовство доставляли предметы для обильного вывоза; соль его была превосходного качества и в значительном количестве сбывалась в крае. Важнее всего однако были тарентийские мастерские шерстяных изделий, которые изготовлялись с величайшим тщанием и искусством. В принадлежавшей городу области содержались несметные стада овец. Благодаря заботам о выкормке и содержании, об улучшении породы и об отличной промывке, тарентинцы добывали товар, который в древности славился под именем греческой шерсти. Тарентинские ткани также отличались чрезвычайною красотою, а тамошнее красильное искусство уступало только сирийскому.

Первоначально (вплоть до 500 г. до Р.Х.) Тарент управлялся царями. Потом здесь установилась демократия. При демократическом образе правления тарентийцы приобрели чрезвычайное могущество, потому что владели самым большим флотом и выставляли войско в 30000 пехотинцев и 3000 всадников. Вследствие процветания города, роскошь настолько усилилась, что общественных праздников у горожан было больше, чем рабочих дней в году. Так что тарентийцы не без основания говорили о себе: «Мы одни живем по-настоящему, а все остальные лишь учатся».

Вторая Мессенская война

1) Аристомен. Начало новой войны

Через несколько десятилетий после своего поражения, мессеняне стали замышлять восстание. К этому особенно стремилась молодежь, еще не испытавшая ужасов войны, благородная в своих помыслах и предпочитавшая скорее умереть в свободной стране, чем терпеть рабское благополучие. Такая молодежь росла во многих местах Мессении, но лучшая и наиболее многочисленная была в Андании, а среди нее выделялся Аристомен, сын Никомеда, из рода Эпитидов. Будучи в цвете сил и отваги, он более других возбуждать сограждан к борьбе.

Когда все было готово для войны, мессеняне дружно взялись за оружие. Случилось это на 39 году после взятия Ифомы, в четвертый год 23 Олимпиады (в 685 г. до Р.Х.). В Спарте тогда царствовали Анаксандр, сын Эврикрата, и Анаксидам, сын Зевксидама. Вскоре произошло сражение при Дерах. Исход его остался нерешенным, но Аристомен явил такие подвиги, что мессеняне после битвы хотели провозгласить его царем. Сын Никомеда отказался от этой чести. Тогда сограждане избрали его полномочным предводителем войска.

Спустя год (в 684 г. до Р.Х.) противники вступили в новую битву в местности неподалеку от Стениклера, носившей название «Могила кабана». Она была такой же упорной, как первая. Около Аристомена сражался отборный отряд мессенских юношей, численностью в восемьдесят человек. Каждый из них считал для себя великой честью, что он удостоился права биться вместе с Аристоменом. Этим восьмидесяти пришлось принять на себя первый удар, так как они стояли против Анаксандра и лучших из лакедемонян. После упорного сражения те были опрокинуты. Победив царский отряд, Аристомен устремился туда, где враги оборонялись особенно упорно. Затем он направил свой удар в другое место и таким образом постепенно разбил и рассеял весь строй лакедемонян.

2) Поэт Тиртей

Когда началась вторая Мессенская война, лакедемонянам было прорицание из Дельф: призвать к себе как помощника и советника намеченного богом афинского мужа. Они тотчас отправили к афинянам посольство, чтобы сообщить о вещании бога. Лакедемоняне просили дать им человека, который мог посоветовать, как нужно поступать в сложившихся обстоятельствах. Ожидалось, что в Спарту из Афин прибудет известный мудрец или опытный стратег. Однако афиняне повели себя иначе. Они ведь совсем не сочувствовали лакедемонянам и не хотели, чтобы те без больших трудов и опасностей овладели лучшей частью Пелопоннеса! Впрочем, отказать в просьбе прямо не представлялось возможным, поскольку повеление исходило непосредственно от бога. Тогда афиняне поступили следующим образом: они нашли в своем городе самого никчемного по их мнению человека – некоего Тиртея, зарабатывавшего на жизнь уроками грамматики, и к тому же хромого на одну ногу. Его-то, словно насмехаясь над лакедемонянами, они и отправили в Спарту!

Но, спустя короткое время, открылось, что лакедемоняне обрели в лице Тиртея именно то, в чем больше всего нуждались. Прибыв в Лаконику, он сначала только знатным, а затем и всем, кого мог собрать, стал петь свои элегии и свои анапесты – походные песни. И эти стихи наполняли воинов таким воодушевлением, что они не щадили в битвах собственной жизни. Никто не умел лучше Тиртея воспевать славу бранных подвигов и никто не мог с таким искусством сплачивать граждан в едином порыве к победе. Сколько раз в этой непростой войне бодрое слово Тиртея возвращало лакедемонянам их утраченное