Мэт нахмурился.

— Однако все это вы можете предсказать и для всего своего народа, и даже для всего мира.

— Именно так, — подтвердил жрец. — Но когда речь идет о целых народах, то их судьба складывается из судеб отдельных людей. А судьбу отдельного человека нам трудно предсказать настолько точно.

— Потому что конкретный «он» и конкретная «она» являются неотъемлемыми деталями общей картины, — заключил Мэт.

Но как только перед жрецами представал весь спектр вероятностей, они могли увидеть и те последовательности событий, которые бы привели к той или иной из них, а затем могли складывать стихи, с помощью которых Ахурамазда сумел бы успешнее бороться за то, чтобы эти события произошли.

— Потом все общины парсов включают эти молитвы в ежедневное богослужение, — объяснил старик. — И каждая молитва придает крупицу силы божеству Света.

Мэт понимал, что в его родном мире такое было бы невозможно. Он развил дальше мысль, высказанную жрецом:

— Тысячи этих крупиц энергии соединяются и накапливаются, и поскольку у Ангра Майнью нет общин, которые бы возносили молитвы в его честь, победителем в конце концов станет Ахурамазда.

— Однако, — заметил старик, — теперь такие почитатели у Ангра Майнью появились.

— Верно, — угрюмо кивнул Мэт. — Благодаря Арьяспу. — И тут его вдруг озарило. — Но если бы у Ангра Майнью не было жрецов и общин, откуда бы у него вообще взялась сила для борьбы с Ахурамаздой?

— Сил ему придают каждое злое слово, мысль, деяние, — ответил жрец.

— И соответственно, всякое доброе слово, мысль или деяние укрепляют Ахурамазду, — сделал вывод Мэт.

— Именно так, — лучисто улыбнулся старик. — Ты понял смысл нашего назначения на свете.

А Мэт подумал о том, какое число злых дел совершают и еще совершат орды варваров-завоевателей, и мысленно содрогнулся.

* * *

Мэт постиг правила парсийского стихосложения, научился тому, как сложить стихотворение, за счет которого Ахурамазда обрел бы силы для боя в каждом конкретном случае. Жрец-старик радовался его успехам. Правда, его забавляло постоянное присутствие на уроках еще одной «ученицы».

— Твоя кошка, — сказал он как-то раз, смеясь, — не меньше тебя интересуется нашими занятиями.

— Просто она очень терпелива, — ответил Мэт. Наконец две недели истекли, и за это время дастур научил Мэта всему, чему только мог. Он очень сокрушался из-за того, что Мэт не может остаться подольше и поучиться еще, но понимал, что тому нужно идти на север, дабы уяснить, какова «ахиллесова пята» Орды, если она у нее имелась. Жители деревни закатили в честь Мэта прощальный пир, а на следующее утро все вышли проводить его.

Когда хижины исчезли за горизонтом, Балкис, занявшая обычное место на плече Мэта, спросила:

— Они грустили или были рады, что мы уходим?

— Их сердца — с нами, — ответил Мэт и тут же сменил тему:

— Если тебе придет в голову поколдовать на зороастрийский манер, не вдавайся в сложности! Пробуй только самые простые заклинания. Я не хочу, чтобы ты, скажем, разлетелась на клочки, произнеся сложное заклинание и не зная обратного пути.

— Совсем ты мне не доверяешь, — обиженно фыркнула кошка. — Даже я успела убедиться в том, что эти их заклинания ускоряют благоприятный ход событий независимо от того, к кому обращены — к Ахурамазде или христианскому Богу.

— Лучше бы так оно и было, — вздохнул Мэт. — В противном случае нам бы от них никакого толка не было.

Вообще-то Мэт был уверен в том, что высшее существо для всех религий одно и то же и что это высшее существо должно слышать мольбы всех людей, на каком бы языке ни звучали эти мольбы и каковы бы ни были представления этих людей о бесконечности и безграничности возможностей высшего существа. Более того: чем дальше, тем больше Мэт убеждался в том, что в этом мире волшебство, создаваемое поэзией, было могущественней деяний любого высшего существа, к коему поэтические молитвы обращались. Символизм и направленность стихов были сильнее непосредственного вмешательства высших сил. Добрые намерения в этом мире приводили к положительным последствиям, а вот в родном мире Мэта такое случалось не всегда. Наверняка Источник Добра мог четко видеть намерения в сердцах людей и откликаться на те символы, в которых эти намерения выражались. При этом простейшие заклинания — к примеру, заклинания, предназначенные для того, чтобы разжечь огонь или вывести бородавку, похоже, были для здешнего высшего существа оскорбительны даже при том, что, по идее, Бог должен быть невыразимо терпелив и внимателен ко всяким мелочам. Мэт подозревал, что простейшие чудеса в этом мире, как и в его мире, происходят благодаря манипулированию законами природы. Но только в этом мире манипулирование законами природы осуществлялось с помощью стихов и песен, а не с помощью математики и экзотической аппаратуры. Мэт догадывался о том, что здесь вряд ли бы смогли работать компьютеры — вот только не знал, хорошо это или плохо.

* * *

Когда солнце приблизилось к зениту, Мэт с Балкис разыскали тень под гималайским кедром, уселись там и принялись за остатки прощального пиршества, которыми их нагрузили гостеприимные жители деревни.

— Вот еще одна выгода странствия в кошачьем обличье, — заметил Мэт. — Ешь намного меньше.

— Да, но вкус пищи ощущаешь настолько же остро, и переваривается еда столько же времени, сколько бы переваривалось ее большее количество в теле человека, — отозвалась Балкис и впилась зубками в кусок мяса, приправленный карри. Проглотив кусок, она добавила:

— Мне нравится здешняя кухня.

Мэт согласился с ней, но самые острые блюда ей все-таки предлагать не стал. И еще он был донельзя удивлен тем, что кошка способна мурлыкать во время еды.

После обеда Мэт улегся на землю, намереваясь вздремнуть. Балкис устроилась у него на животе. Но только Мэт успел закрыть глаза и погрузиться в дремоту, как кошка неожиданно взвизгнула и спрыгнула на землю.

— О-ох! — вздохнул Мэт и, успев рывком сесть, увидел прямо перед собой обезумевшие глаза незнакомца в набедренной повязке и тюрбане. Маньяк был вооружен дубинкой, коей намеревался врезать Мэту меж глаз.

В последнее мгновение Мэт перекатился на бок, и дубинка стукнулась оземь. Мэт отбил ее в сторону ногой и ногой же ударил нападавшего в живот. Незнакомец сложился в пояснице и стал дышать как рыба, выброшенная на берег. Мэт схватил дубинку и вскочил на ноги, и тут же увидел, что от придорожных кустов к нему на полной скорости мчатся еще двое злодеев с дубинками.

На первого из них набросился пушистый комок, вооруженный острыми когтями. От боли злодей взвыл, замахнулся дубинкой на кошку, но та уже успела спрыгнуть на землю. Тут Мэт тоже гневно возопил, сделал вид, что намеревается нанести второму мерзавцу удар ногой под ложечку, а потом замахнулся на него дубинкой. Тот успел закрыться собственной дубиной, и вот тогда Мэт на самом деле врезал ему ногой по бедру. Злодей, визжа от боли, завертелся на месте, а Мэт прокричал: