Солдатские палатки стояли гораздо дальше и более открыто, к ним между теми же кустами вели тропинки, будто косицей создавая небольшой просвет, шириной в несколько десятков шагов. Там тоже все было тихо и покойно. Свет костров в той стороне уже пригас, бойцы затихли, лишь кое-где на стволах и купах чуть более высоких, чем кусты, деревьев гуляли странные отсветы. Вот оттуда, решил Сухром, и нужно бы подбираться… тому, кто задумал недоброе для Плахта.

Тем более что и расстояние подходило как нельзя лучше, всего-то шагов шестьдесят — восемьдесят, в темноте точно не определишь. Но это неважно, для хорошего стрелка такое расстояние не помеха, выстрелить или даже умело пробраться, чтобы пустить в ход кинжал, — плевое дело.

— Крепа, ты как полагаешь, будут стрелять или холодным оружием все совершится? — Скала не отозвалась, раздумывала. Тогда рыцарь снова спросил: — Ты вообще чувствуешь, что будет?.. Как смерть над Плахтом увидела?

— Не я одна увидела-то, — буркнула Крепа, недовольная тем, что ей еще и разговаривать приходится. — Все наши-то первее, чем я, увидели, сэр рыцарь.

— А что ты еще видишь? — спросил Датыр.

— Я иногда… далеко вижу, если что-то живое где-то шевелится, — отозвалась циклопа. — Вот только лучше, чтобы других живых вокруг было поменьше, а то в таком лагере, как тут, ничего почти и не заметно, все равно что один солнечный зайчик на фоне… Ну как по воде, освещенной солнышком, выискивать среди других бликов, он и незаметен останется, понимаешь?

— Чего ж тут не понять?.. — хмыкнул Датыр.

Снова пала тишина, на этот раз она показалась более глубокой, чем до их такого необязательного разговора. Рыцарь решил, что может даже немного и подремать, легонько, в четверть глаза, как говорили те, кому приходилось часто и подолгу стоять на посту. Это умение приходило к каждому, и, в общем, ничего зазорного в том не было, потому что стоило где-то рядом мышке пробежать или филину в ночном воздухе прочертить своей полет, как хороший солдат всегда это почувствует и при необходимости проснется.

Вдруг Крепа кивнула рыцарю. Глаз ее уже не блестел, она поправила капюшон своего плаща, только нижнюю часть лица теперь и было видно.

— Кто-то крадется, — сказала она на этот раз без голоса, одними губами, — осматривается… — Она помолчала. — Видит Плахта, но неясно, ткань его шатра все же плотная… Даже четыре факела не вполне ее просвечивают.

С того места, где они сидели, ничего в палатке видно не было, даже если сосредоточиться. Понятным был только полог на входе и дымовой клапан вверху, вблизи главного шеста, от которого в разные стороны расходились растяжки. А все остальное темным силуэтом рисовалось на фоне чуть более освещенных деревьев.

— Следи за врагом, — приказал Сухром и понял, что мог бы этого не говорить.

— Проверяется, — все так же беззвучно отозвалась Крепа, — раздумывает, не спросить ли у постовых, мол, как Плахт, один ли?

— Один он, никого более там нет, — проворчал Датыр, будто собирался спорить с тем, кто был теперь врагом. — То есть не считая его денщика.

— Крепа, ты узнаешь… врага, если после как-нибудь увидишь?

— Нет, — мотнула головой Крепа. — Это же как изнутри, из себя смотреть… А ведь себя-то никто не видит как следует.

Тишина стала едва ли не звенящей.

— Враг отходит, — уронила Крепа наконец, — прячется в темноте.

Они еще посидели, затаив дыхание, наконец Сухром не выдержал. Поднялся, обошел палатку, постоял, чтобы глаза привыкли после кострового пламени к темноте, и тогда, вглядываясь в тени, что смутно виднелись за тканью, увидел все, как и хотел. Плахт все сделал правильно, недаром инженер. Вот его силуэт поднялся из-за стола с картами и какими-то чертежами, тень, которую он отбрасывал на ткань шатра, была не слишком отчетливой, но определенно он накинул плащ от сырости и ночной промозглости, поэтому подробности в его контуре не читались.

Рыцарь оглянулся, сзади росли кусты… Ничего в них не было особенного, лишь клочья странного тумана. А может, как раз и в тумане не было ничего необычного, все же неподалеку протекала река, и могла она вот этой нежаркой, даже холодной летней ночью выбрасывать такой-то туманчик на берега, тем более что и горы были уже неподалеку. Да и костров вокруг горело, может, с тысячу штук, и они поднимали гарь, копоть и дым… Который тоже необязательно должен был подниматься в темное, звездное небо.

Рыцарь пошел назад, к костерку, возле которого сидела Крепа и, как казалось, задремавший Датыр. Плахт в своей палатке как поднялся от стола, так и принялся расхаживать, вот он подошел к центральному столбу, на котором в державке висел факел, выдернул его и снова пошел к своему столу… В этот миг он был виден, будто никакой палатки и не было, — факел его горел очень ярко…

Фьють — раздался низкий, тугой и очень явственный звук в воздухе.

Сухром только-только вышел из-за края палатки, оба стражника смотрели на него во все глаза, и все трое стояли как окаменевшие. Один из стражников даже голову втянул в плечи от этого звука. Вот тогда все и ожило.

Крепа вскочила на ноги чуть позже, чем Датыр, который уже бежал к палатке командующего герцогской армией. А рыцарь тоже сорвался с места, проскочил между стражниками — хотя они попытались его удержать, но не сумели. Все пятеро ввалились к Плахту, и на миг показалось, что тут слишком жарко и слишком светло.

Стражники остолбенели от удивления. Перед столом, на котором лежали карты и прочие документы, находилось что-то невиданное, что-то на жердочках, будто бы плащ, и даже определенно плащ… Но он еще не перестал странно колыхаться, как на слабом ветру, а под ним лежал… сам командующий Плахт. И чуть не в обнимку с ним в неудобной позе, придерживая все те же жердочки, ворочался денщик…

— Ну и ну, — не поднимаясь на ноги, произнес Плахт.

Он, не отрываясь, смотрел на тяжелую арбалетную стрелу, которая пробила ткань шатровой палатки и воткнулась в стойку посередине всего сооружения.

— Да, господин командующий, — вдруг своим негромким и простонародным голоском проговорчал Несвай, — ровнехонько бы в твою грудь ударила.

Плахт внимательно поглядел на Сухрома. Тот усмехнулся.

Вот тогда Плахт засвистел, и все мигом изменилось. Откуда-то, даже непонятно — почему так быстро и стремительно, появились офицеры, некоторых из них Сухром уже видел, когда впервые с командующим разговаривал, один из них был тем самым дежурным капитаном, который размышлял, стоит ли отводить путешественников к командиру… У многих были в руках мечи, двое были с боевыми топорами, кто-то вооружен боевой дубинкой, и все они были раздеты, то есть одеты не по форме.

Тот из них, что вечером допрашивал Сухрома, попытался было его схватить и лишь после этого догадался — если остальные этого не делают, значит, он тоже набросился не на того, на кого следует.

— Командующий, — чуть дрогнувшим голосом произнес кто-то из капитанов, — мы ждем приказа…