– Задание срочное, отчеты – только мне. Нужно установить личность мужчины, которого могут звать Немец. Или как-то созвучно. Скорее всего, именно «немец». Судя по разговору – он военный или милиционер, может, даже из наших. Основная специализация – сапер, минер, диверсант, одним словом, работает со взрывчаткой, хорошо стреляет из снайперки. Может быть, спецназовец. Установить личность и начать поиск. Он сейчас в Москве. Второго зовут Куратор, это сложнее. Он может иметь притяжение к нам или к ФСО, скорее всего – имеет. Но – это не точно. Иностранцы тут исключены, стиль работы – сугубо советский. Школа, – директор криво улыбнулся. – Нас с тобой по похожим учебникам готовили. Уяснил?

– Так точно.

– В случае установления личностей и местонахождения – в визуальный контакт не вступать, фиксировать все действия. Они – профи. Оба, думаю, вооружены, и терять им вообще нечего. Попутно – фиксируйте все их дополнительные контакты. – Директор помолчал. – Если у тебя все получится, клянусь, станешь генералом. И звезду тебе лично президент повесит вот сюда, – он ткнул тонким пальцем в правый лацкан синего пиджака.

– Я не за звезды, товарищ генерал армии…

– Отставить. Сколько тебе нужно людей?

– Обойдусь своими, пять человек и три машины.

– Начинай немедленно. – Директор помолчал. – Удачи тебе. Ты даже представить не можешь, как это важно.

– Для вас, товарищ генерал армии?

– И для меня тоже. Все, свободен.

– Так точно, приступаю к выполнению. – Оперативник щелкнул каблуками и быстро вышел из кабинета. Директор откинулся на спинку кресла и покосился на линейку телефонных аппаратов. По идее, стоило бы сейчас снять трубку того, на котором нет ничего, кроме герба, и, после четвертого гудка, доложить обо всем, что стало известно. Но генерал не спешил. Президент любит доклады о законченных делах. Промежуточные итоги его раздражают. Ну ладно. С Богом.

Терри Уотсон работал над статьей целую ночь и только сейчас понял, что не ел со вчерашнего утра. Живот буквально прилипал к спине, жутко хотелось есть, но в холодильнике было совсем печально – одно яйцо, заветренный кусочек сыра и яблоко. «Каши не сваришь», – вспомнил журналист русскую пословицу. Конечно, можно позвонить в заказ пиццы, но Терри слишком следил за собой, чтобы питаться невероятно калорийными и жирными пирогами, которые в Москве с завидным упорством называли «пиццей» и даже «настоящей итальянской пиццей». Надо ехать в магазин.

Терри критически оглядел себя в зеркале – стоило бы умыться, что-то сделать со щетиной и мешками под глазами, но – это подождет. Взяв со столика ключи и сунув в карман портмоне с деньгами и документами, Уотсон вышел во двор. Нажал кнопку, припаркованный под деревом «рейнджровер» в ответ пискнул. Двигатель завелся легко. Передача, педаль, поворотник. Ехать – всего пару кварталов до проспекта Мира, там – несколько километров по прямой до «Азбуки вкуса». На улице еще не было машин, и Терри уверенно разгонял мощный внедорожник. «Проскочу или нет? – думал он, глядя на замигавший желтым светофор на пересечении с проспектом. – Проскочу!» Педаль газа ушла в пол. «Рейндж» взревел, срываясь с места. Из-за поворота, наперерез ему, точно так же на мигающий желтый, неспешно выползал огромный грязный автобус. Терри со всей силы, двумя ногами сразу, надавил на тормоз, приготовившись уже удариться грудью о руль, но все произошло иначе – педаль провалилась, а внедорожник продолжал лететь вперед. Стрелка спидометра дрожала на отметке сто сорок миль. Эта цифра и эта стрелка – вот и все, что увидел Уотсон в последний миг своей жизни. «Рейнджровер» пробил пассажирский автобус насквозь, взлетел над землей и, нелепо клюнув «кенгурятником» асфальт, рухнул на крышу, прямо на середине проспекта Мира. Юная девушка на новенькой блестящей черной «мазде» не успела даже понять, что происходит: просто что-то упало с неба, и все. Она погибла на месте, и спасателям пришлось потратить сорок минут, чтобы вырезать изувеченное хрупкое тело из груды металлолома.

Гражданин США Терри Уотсон, по заключению врачей, тоже умер мгновенно, без мучений. С собой на тот свет он забрал троих пассажиров автобуса, в том числе – шестидесятивосьмилетнюю женщину с маленьким мальчиком. Троих мужчин увезли в реанимацию без особых надежд.

В вечерних новостях это ДТП в центре Москвы назвали одной из самых страшных дорожных катастроф за всю историю города.

Активисты одного из молодежных движений устроили митинг протеста у здания американского посольства. Они несли погребальные венки и свечи. Десятки юных глоток скандировали: «Убийцы русских детей – отправляйтесь в Ирак!»

Следователи ГАИ установили, что у «рейнджровера» отказали тормоза. Вероятно, заводской дефект.

Он долго думал, как правильно начать письмо, перебрал десятки вариантов, но все казались плохими, неуместными. По имени-отчеству? Нет. Уважаемый? Нет. Черт. В итоге он остановился на самом глупом, как ему казалось, варианте. Но других, похоже, не было.

Письмо начиналось так:

Господин Президент!

Вероятно, Вы никогда не знали о моем существовании, и это вполне понятно. Таких, как я, – у Вас сотни миллионов. Но мой случай – и Вы должны будете со мной вскоре согласиться – уникален. Я склонен полагать, и у меня есть прямые и косвенные доказательства, что именно по Вашему распоряжению были убиты моя жена и дочь, а также еще десятки, если не сотни виновных и невиновных. Все мы – живые и мертвые – виноваты только в одном: мы узнали о том, что государство обворовывают, обворовывают цинично и нагло, раньше, чем Вы и подчиненные Вам спецслужбы. Каждый из нас по-своему хотел распорядиться этой информацией, но Вырешили иначе. С тех пор Вы сеете смерть, и ничто не оправдает Вас – даже тот факт, что, пытаясь скрыть следы чужих преступлений, Вы печетесь о стране. Это было бы полбеды, но беда в том, что вы сами встали на преступный путь.

Яне прокурор и не судья, чтобы обвинять, но я уже написал обвинительное заключение и даже вынес приговор. Я отличаюсь от Вас, Господин Президент, тем, что играю по-честному, а потому – предупреждаю: приговор в исполнение приведу тоже я. Если у меня получится.

Сейчас, когда Вы предупреждены, у меня, конечно, гораздо меньше шансов на успех, но я все равно попытаюсь. Я понимаю, что в любом случае погибну, но если при этом выживете вы, я хотел бы, чтобы у Вас не было ни минуты покоя, ни повода для торжества.

Все, что известно мне, известно и еще нескольким людям. Полные результаты моего расследования находятся в надежном месте и будут преданы огласке в день моей гибели. Сделать что-нибудь с этим – уже точно не в Ваших силах.

Я надеюсь, Господин Президент, что дни, оставшиеся до нашей с Вами встречи, Вы проведете в раскаяньи. Мне оно совершенно безразлично, а вот Вам – потом – может и пригодиться.