Джоан повела плечами, но не проснулась. Я быстро оделся и вышел из комнаты, аккуратно прикрыв дверь.

Запах духов Джоан все еще щекотал мои ноздри, такой пленительный, такой неуловимо-нежный. Этот запах невозможно ощутить, стоя рядом с мисс Остин, его можно почувствовать лишь целуя ее нежную кожу, утопая лицом в теплой волне ее волос и совершая иные действия, о которых джентльмену не приличествует говорить.

Но этот запах был мне знаком… Черт возьми!

Я выхватил из кармана письмо Садовника и, развернув в ладонях, накрыл им свое лицо. Мне показалось на мгновение, что я снова окунулся в волосы Джоан. Запах женщины! Самый стойкий, самый неуловимый. Прямо как Садовник.

Я стоял, глядя перед собой невидящими глазами.

Она пришла в наш дом по объявлению о найме гувернантки, которое я подал во все более-менее значимые лондонские газеты. Была осень, Джоан была тепло одета. Как сейчас помню ее старомодный капор, при всей своей уродливости, не способный даже на йоту уменьшить очарования юной леди, появившейся передо мной.

Перед тем, как начать искать гувернантку для своей дочери, я дал себе слово, что на первое место буду ставить профессиональные качества, а на внешность претендентки не буду обращать ни малейшего внимания. И так оно и было. Я провел собеседования с десятками женщин и девушек, многие из которых были весьма красивы, однако, ни одну из них я не готов был подпустить к Аделаиде.

Джоан спросила, ищу ли я гувернантку. Ее нежный голос показался мне слишком робким для такой профессии. Мы немного поговорили, причем, совсем не о работе. Так, какой-то легкомысленный вздор, который мне не запомнился. Зато я запомнил, что мисс Остин, увидев на моем столе анкету, изъявила желание ее заполнить. Я сказал, что это совсем необязательно (хотя от других претенденток я требовал заполнения анкеты). Она настояла, сославшись на то, что привыкла поступать по правилам.

Я бросился в комнату Холмса. Открыв шкафчик письменного стола, принялся рыться в бумагах. Вот она! Анкета Джоан Остин. Чувствуя, что мое сердце готово выпрыгнуть из груди, достал из кармана листок со стихотворением Садовника…

Хвала небесам, нет! Почерк был совершенно разным.

Выдохнув, я опустился в кресло, но тут же подскочил и, кинувшись к вешалке, вытащил из кармана своего пальто еще один листок. Это была рукопись статьи о бедняжке Беатрис Пройслер, полученная мною и Лестрейдом от редактора газеты «Иллюстрированные новости полиции».

Я, неверующий человек, врач, молил Бога, чтобы это оказалась не она.

Но Бог не услышал меня.

Статья была написана почерком моей гувернантки.

Я опустился в кресло. Что же все это значит? Джоан – помощница Садовника? Она писала под его диктовку статьи и разносила их по редакциям? Он заставил ее или…

Конечно! Она его любовница. Только ради любви можно пойти на такие чудовищные преступления.

Я прислушался. В доме было тихо. Джоан спала в комнате Аделаиды, миссис Этвуд давно ушла. Я вытащил из кармана связку ключей. Понимаю, что это в какой-то степени уничтожит мою репутацию джентльмена, но вынужден сказать – среди этих ключей был и ключ от комнаты мисс Остин. Запасной ключ. И я собирался им воспользоваться.

Эти несколько шагов от комнаты Холмса до комнаты мисс Остин показались мне бесконечно длинными. Я крался, боясь, что половица скрипнет под ногой и разбудит Джоан.

Осторожно вставив ключ в дверную скважину, я повернул его. Замок щелкнул. Я замер, прислушиваясь. Тихо. Отворив дверь, я вошел в комнату.

Нежный запах женщины, которую я горячо целовал какие-то полчаса назад, объял меня. Голова слегка закружилась. В комнате было темно, но я знал, где находится включатель электрической лампы.

Скромно обставленная, но уютная, чистая комната. Типичное жилище молодой интеллигентной женщины, которая следит за собой и знает себе цену. Шкаф, зеркало, аккуратно заправленная постель, тумбочка, письменный стол, большой книжный шкаф.

На столе среди бумаг – набор для вышивания и круглые очки с черными стеклами. Как у графа Дракулы из книги Брэма Стокера. И как у поэта-символиста Гюстава Моро.

Отшатнувшись, я схватился за голову. Этого просто не может быть!

Но это было так. В шкафу мисс Джоан среди платьев и пальто я обнаружил черный мужской костюм и черный же цилиндр, а в тумбочке, рядом с косметикой и духами лежали накладная бородка и усы.

Все посмотрели на Джоан. Та сидела прямо, сложив руки на коленях и сжав побелевшие губы.

– Что вы такое говорите, мистер Ватсон? – пролепетала она, наконец.

– Ватсон! – голос Лестрейда явственно свидетельствовал о том, что инспектор считает меня сумасшедшим.

– Позвольте же я расскажу все с самого начала, Лестрейд.

– Расскажите, Ватсон, непременно.

– Мы тоже с интересом послушаем, – вставил Леруа, но инспектор так сверкнул на него глазами, что француз съежился.

– Итак, полиция находит тело Беатрис Пройслер, а на следующий день исчезает Ирэн Вулф. Между тем, в Скотленд-Ярд приходит письмо – это стихотворение о девушках-цветах. Я решил, что письмо было написано женским почерком, однако, после того, как было найдено тело Ирэн Вулф, эта версия отпала. Ирэн была изнасилована, чего женщина сделать по понятной причине, не могла.

Беатрис в последний раз видели в Лондонской библиотеке, а стихотворение явно написано любителем новомодных французских символистов. За неимением других версий, мы хватаемся за эту и едем в библиотеку. Мистер Барлоу, помните нашу первую встречу?

Вы, Лестрейд, арестовываете Барлоу, который, как мы уже выяснили, является убийцей Беатрис Пройслер. Я же, побеседовав с мадам библиотекаршей, беру у нее список постоянных посетителей отдела французской поэзии, коих ровно пять и все они, за исключением прикованного викария, сидят на этой скамье. Немного позднее я при весьма сложных для меня обстоятельствах задерживаю мистера Блащиковски и он отправляется в камеру к Барлоу.

Итак, когда наш скромный учитель Джоуи Тернер убивал и насиловал Ирэн Вулф, Барлоу и Блащиковски преспокойно сидели в камере, зарабатывая себе стопроцентное алиби – мы больше не рассматривали этих господ на предмет причастности к преступлениям.

Убийство Ирэн Вулф стало отправной точкой к разгадке. Именно тогда мы нашли платок с вышивкой. Очевидно, увлекшись своим гм… делом, учитель выронил его.

Но вот пропадает бедняжка Эмбер Уоллис. Мы задерживаем месье Доминика Леруа. Вот только расправляется с Эмбер не он, а господин Блащиковски, который, как мы помним, уже имеет алиби.

Наконец, Розамунд Нэш-Мерфи. Эту девушку убил месье Доминик, которого мы с извинениями выпустили на свободу. Пока он измывался над несчастной на кладбище, в тюрьме маялся «невинный» учитель Тернер.