о дохлая рыба.

До меня слухи дошли, будто этот проходимец наведывается с визитами к благородным барышням. Судовой писарь - тоже мне важная персона, да ему бы не заноситься, а носом тину пахать! Вот бы угодить ему в такой дом, куда частенько удалой офицер хаживает; вызвал бы тот Тимара на дуэль да проткнул бы его насквозь, как лягушку, - вот так!

Господин Бразович с явным намеком воззрился на господина Качуку, но тот сделал вид, будто не слышит.

На самом-то деле он все слышал, но из длинных речей господина Бразовича сделал свой вывод: этот новоиспеченный миллионер, похоже, нанес благосостоянию Бразовича ощутимый ущерб, и ярость против его сотрясает не только господина Бразовича, но и его двухэтажные хоромы. И мысль эта отнюдь не усугубила радости господина Качуки в ожидании свадьбы.

- Ах, да не стану я дожидаться, пока кто-нибудь другой уберет этого молодчика! - произнес наконец господин Бразович, поднимаясь из-за стола; он отложил чубук и взял стоявшую в углу камышовую трость. - Есть у меня трость со стилетом, я обзавелся ею с той поры, как этот Тимар стал тут околачиваться. Ради него и купил. (И дабы сделать свои слова убедительными, вытащил из трости острый клинок.) Вот какая штука, смотрите! Только бы встретиться нам с глазу на глаз, уж я бы всадил в него клинок! Я бы его пригвоздил к стене, как летучую мышь, ей-ей!

И дабы обещание сие звучало убедительнее, еще сильнее выпучил свои налитые кровью глаза.

Затем господин Бразович допил остатки кофе и, облачившись в зимнее пальто, сказал, что идет заняться гешефтом. (Точнее: играть в карты.) Вернется рано. (То бишь рано утром.).

Никто его не удерживал.

Он с большой осторожностью стал спускаться по узкой винтовой лестнице своего дома, ибо при его грузной комплекции не безопасно поспешно сбегать по ступенькам. И как бы вы думали, кто поднимался ему навстречу? Конечно же, Тимар...

Наконец-то, попался! Вот он, близехонько, ничего не стоит ножом пырнуть в этом узком, темном закутке, где их никто не видит. Не случайно большинство убийств из-за угла совершалось именно на лестницах. У Тимара при себе нет никакого оружия, даже трости. А у господина Бразовича трость со стилетом, в два фута длиной.

Господин Атанас при виде Тимара сует трость под мышку, высвобождая правую руку, снимает шляпу и громогласно восклицает:

- Ваш покорный слуга, милостивый государь! Желаю доброго здравия, господин Леветницский!

А Тимар ответствует:

- Сервус, Танасий! Значит, уже отправился по делам?

- Ха-ха-ха! - Добродушно смеется господин Атанас, словно уличенный в шалости ребенок. - А ты, Мишка, не желаешь ли нам компанию составить?

- О, нет! Если вам угодно, чтобы я проиграл сотню-другую, я лучше наперед выплачу. Но просиживать ночи напролет в ожидании счастливой карты да обливаться потом от волнения - это удовольствие не для меня.

- Ха-ха-ха! Ну что ж, тогда ступай к дамам, они наверху. Желаю приятно провести время. Мы с тобой сегодня больше не встретимся.

Сердечно пожав друг другу руки, они расстались.

Не стоит принимать угрозы господина Атанаса всерьез. У него только голос грозный да фигура внушительная. Его не слишком-то и побаиваются. Даже собственная супруга не боится. Вернее, именно она и не боится.

Знает господин Атанас, очень даже хорошо знает, что Михай частенько наведывается в его дом, и норовит подгадать так, чтобы сам он в это время находился в отлучке. А госпожа Зофия старалась исподволь внушить ему, будто ходит Тимар к ним скорее всего ради прекрасных глаз Атали. Но это уж дело господина Качуки. Если господин Качука не торопится проткнуть Тимара, как лягушку, пусть пеняет на себя. Предупреждение ему было сделано, и тем не менее он, судя по всему, не прибегнет к оружию. А между тем достаточно часто сталкивается с Тимаром у Атали.

У капитана Качуки и в мыслях не было вызывать Тимара на дуэль. Бывшие однокашники вновь заделались такими друзьями, что водой не разольешь.

Обитатели этого дома и его посетители являли собою такую тесную, дружную компанию, какой свет не видывал.

Господин Бразович, не просто догадывался, а благодаря свои связям точно знал, что тропку, ведущую к нынешнему его богатству, указал Тимару не кто иной, как капитан Качука. Додумался он и о причине, по которой это было сделано. Качука хотел порвать отношения с Атали. Ведь попадись господин Бразович на эту удочку и откажи молодому офицеру от дома, - ему это было бы только на руку. Расчет не удался: господин Бразович любит капитана, как родного сына; Качуке не удастся отвертеться, придется ему жениться на Атали.

Капитан Качука давно ходит в женихах у барышни Атали. И вот теперь он каждый день имеет возможность убедиться, что за ней ухаживает опасный соперник - богатый человек, которого следовало бы возненавидеть хотя бы уже за то, что в раздоре между Дворцовым военным советом и Дворцовой палатой он - Качуке это хорошо известно - не моргнув глазом предал своих прежних покровителей. И все же капитан настолько любит своего давнего приятеля, что готов простить ему даже, если тот отобьет у него невесту.

Атали презирает Тимара, бывшего отцовского служащего, но обращается с ним любезно; капитана она страстно любит, однако в его присутствии отличает Тимара вниманием, дабы вызвать в избраннике своего сердца ревность.

Госпожа Зофия ненавидит Тимара, но встречает его с такой приторной ласковостью, словно мечтает рано или поздно заделаться его тещей и зажить с ним под одной крышей.

Что же до Тимара, то он дал клятву погубить их всех. "Всемилостивейшего господина", вздорную старуха, красавицу-барышню, ее жениха - всех-всех он решил выставить из этого дома; и все же ходит туда, целует ручки дамам, обменивается рукопожатием с мужчинами и старается выказать себя приятным собеседником.

Его тоже принимаю весьма любезно; барышня Атали в его честь садится за рояль, госпожа Зофия оставляет его к полднику, угоститься кофе и компотом. И Тимар выпивает кофе с мыслью, что в его может быть подмешан и крысиный яд.

Когда подают полдник, в комнате появляется Тимея - она помогает сервировать стол. Тут уж Тимар не слышит, о чем говорит барышня Атали, какую музыку играет; он не видит никого, кроме Тимеи.

Да и как тут не заглядеться!

Тимее пошел пятнадцатый год, она уже вполне развитая девушка. Однако ее чистый взгляд и наивная неловкость выдают в ней ребенка.

Она уже говорит по-венгерски, но с чуждым акцентом и иногда коверкает слова или употребляет их не к месту, что у нас подвергается жесткому осмеянию. (даже в парламенте, в разгар серьезнейших дебатов.).

Барышне Атали Тимея подвернулась очень кстати: есть кого выставить дурочкой. Бедное дитя для нее - всего лишь предмет шуток.

Атали дает ей донашивать свои платья, которые были в моде четыре года назад. А мода у нас, цивилизованных наций, отличается безумным непостоянством. То-то смеху было бы, вздумай кто-нибудь среди бела дня появиться на улице в платье с пышным кринолином, а ведь еще недавно он был так моден.