— Да, но даже не столько по поводу конкретного человека. — Она сделала глоток кофе. — Есть пациентки — и еще больше их мужья, — которые меня тревожат. Правда, это в основном в прошлом, когда я принимала пациентов чаще всего по направлениям от агентств… Но думаю, что смерть Мэри Лу — попадание в опасной близости от яблочка, нашего общего дела. Мы, психологи, думаем, что знаем, чем занимаемся, и, вероятно, становимся слишком самоуверенными. Такое ощущение не только у меня.

Мне позвонили три знакомых психолога, которые хотели поговорить об этом.

— Люди, знавшие Мэри Лу?

— Люди, которые знают, что я встречаюсь с тобой, и рассчитывают, что смогут получить какую-нибудь информацию из первых рук. Не беспокойся, я была очень осмотрительной.

— Что их волновало?

— Наша работа, непредсказуемость человеческого поведения. Полагаю, эти психологи хотели убедить себя, что Мэри Лу была не такой, как они, потому-то с ней и приключилась беда.

— Они надеются на то, что Мэри Лу вывела из себя какого-нибудь кретина из ток-шоу и ее гибель с практической психотерапией никак не связана?

— Что-то в этом роде. Но как ты сказал, это мог быть и пациент. Некто, встретивший мальчишку Куика в приемной.

— Если принять во внимание импульсивность Гэвина Куика и его поведение по отношению к женщинам, то наберется такое количество подозреваемых, что они не поместятся в приемной доктора Коппел.

— Но убийство Мэри Лу… Это все равно должно быть как-то связано с ее работой.

— Можешь придумать, как получить доступ к историям болезни ее пациентов? Я не могу даже представить, как обойти эту проклятую конфиденциальность.

Она задумалась.

— Ее не обойти, если только не появится очевидная опасность… информация об угрозе.

— В истории болезни Гэвина ничего такого не было. И если Мэри Лу кто-то угрожал, то она ни словом не обмолвилась об этом ни со мной, ни с Майло. Впрочем, завтра мы встречаемся с ее партнерами…

— Гулл и Ларсен, — кивнула она.

— Знакома с ними?

— Раскланивалась, не более того.

— И какое у тебя о них сложилось впечатление?

— Гулл очень обходителен… истинный психотерапевт из Беверли-Хиллз. Ларсен скорее напоминает ученого.

— Сначала Гулл был психотерапевтом Гэвина. Положительный результат достигнут не был, и парня передали Коппел. Теперь, когда он мертв, Гулл, быть может, расскажет нам, почему у него не сложилось с Гэвином.

— Очень проблемный парень… Преследует женщин, пытается трахнуть свою собственную тетку.

— Если верить словам этой тетки, то вся его семейка ничуть не лучше.

Выпив еще кофе, она чуть пожала мою руку.

— Ну что ж, по крайней мере мы с тобой никогда не останемся без работы.

— Майло тоже.

Спайк перевернулся на спину и принялся сучить лапами.

— Он похож на перевернутую черепашку. Что ты делаешь, красавчик? Готовишься к велогонке, тренируясь вверх ногами?

— Это сигнал к тому, чтобы ему почесали брюшко.

Она усмехнулась и стала гладить Спайка.

— Спасибо за перевод, я не особенно понимаю собачий язык. — Эллисон оторвалась от пса и потянулась к своей кружке. Спайк выразил недовольство, и она снова склонилась над ним. — Поняла с первого раза. — Эллисон рассмеялась, взяла кружку, стараясь прихлебывать из нее и не прекращать при этом свою работу. Спайк рыгнул и заурчал, как кот. Эллисон чуть не лопнула от смеха. — Он настоящая машина для создания звуковых эффектов.

— У него много самых разных талантов.

— Сколько он пробудет у тебя?

— Пару дней. — Я рассказал ей о сути визита Робин.

— Очень мило с твоей стороны.

— Это самое меньшее, что я мог сделать. Я вообще-то предлагал совместное опекунство, но Спайк высказался против.

— Ну и глупо с его стороны. Я уверена, что ты был бы прекрасным папочкой. — Она провела пальцем по моим губам.

Спайк вскочил и гавкнул.

— Остынь, невежа, — сказал я.

— О-о, как ты строг! У тебя хорошо получается быть строгим, любовь моя. Я тебя таким еще не видела.

— Это Спайк вынудил меня.

— Мне всегда хотелось иметь собаку. Ты знаешь мою мать, так вот она очень не любила шерсть на ковре. А однажды у меня появилась саламандра по имени Салли. Она выползла из своей банки, спряталась у меня под кроватью, там и засохла. Когда я ее нашла, Салли напоминала кусок вяленой говядины, — печально сказала Эллисон.

— Бедный ребенок, — вздохнул я.

— Да, это было трагическое происшествие… Хотя, если по-честному, я не особенно любила Салли. К влажному и скользкому не особенно хочется прикасаться, как считаешь? А вот что-нибудь вроде этого… — Она провела рукой по голове Спайка против шерсти.

— С ним тоже не просто.

— То есть?

— Сейчас продемонстрирую.

Я встал, подошел к Эллисон сзади, погладил ее по шее и поцеловал. Подождал, пока Спайк начнет злиться.

Он смотрел на меня. Безразлично. Даже не шелохнулся.

У кофточки Эллисон был V-образный вырез, я просунул в него руку и сразу ощутил реакцию ее тела.

— Ну, раз я все равно здесь…

— Значит, ты приехала не только для того, чтобы поговорить о Мэри Лу?

— Именно для этого, ну и что?

Я слегка ущипнул ее за сосок. Она, откинувшись на спинку стула, втянула в себя воздух и выдохнула с тихим смешком. Потом потянулась и провела рукой по моему бедру.

— У тебя есть время?

Я взглянул на Спайка. Неподвижен.

Я взял Эллисон за руку и повел в спальню. Спайк трусил в десяти шагах позади нас. Я закрыл дверь. Тишина. Раньше, когда мы это проделывали с Робин, он возмущался страшно.

Я задернул шторы, раздел Эллисон, выбрался из своей одежды.

Мы стояли, прижавшись друг к другу. Кровь стучала в висках, бесстыдная плоть разогревалась. Я сжал ладонями ягодицы Эллисон. Ее руки шарили по моему телу.

Когда я понес Эллисон на кровать, по ту сторону двери по-прежнему не раздавалось никаких звуков.

Мы обнимались, ласкали друг друга, целовались, и я забыл обо всем, кроме Эллисон.

Только когда я вошел в нее, началось царапанье и хныканье.

Эллисон, вцепившись в мои плечи и закинув ноги мне на спину, широко распахнула свои голубые глаза. Мы начали синхронно двигаться. Шум за дверью стал громче.

— А-а, — протянула она, по-прежнему подбрасывая вверх свои бедра. — Понятно… что… ты… имел… в виду. Я не останавливался, она тоже. Спайк продолжал проситься внутрь. Тщетно.