Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Данила выскочил на берег и сначала оторопело таращился, не в силах двинуться с места, тупо глядя на две фигуры.
Одна из них была нелюдь, это несомненно!
Однако не лесная нелюдь и не речная.
Даже не аквазавр…
Так вот что означал запах соли и йода на берегу лесной реки! Значит, сюда уже подобралось море!
Море вошло в реку и принесло с собой все свои ужасы, все химеры, все свое злодейство и ненависть к людям. Прибавились новые враги, понял Данила – и аж застонал от ощущения своей беспомощности. Прибавились новые враги, а он не сможет сообщить об этом, не сможет предупредить своих… Да и орел-наблюдатель погиб – значит, из форта ничего не увидят!
И только потом до него дошло, что нелюдь тащит в воду человека.
За косу тащит!
При виде этой туго натянутой длинной русой косы что-то будто мелькнуло у него в голове, туманное воспоминание какое-то, – но тотчас и растаяло.
Это была девчонка – обыкновенная, каких Данила видел только в прошлой своей жизни. Человеческая девчонка! Главным признаком ее принадлежности к роду человеческому была одежда. Нелюди-то совершенно не терпели вида одежды, норовили даже и с трупов ее сорвать.
Потом Данила разглядел, что на белой майке девчонки написано зелеными буквами: «Корректор» – и у него перехватило дыхание.
Значит, вот кого прислали к нему на помощь!
Он взмолился, он попросил о спасении… и для этой девчонки в Корректоре прозвучал Сигнал.
Да она же совсем малявка, что она успела узнать, чему научиться?! Почему прислали именно ее?!
Ноубоди знает, как обычно!
Однако что же это он стоит как дурак? В любую минуту из лесу вырвутся птицеглавые. К тому же нелюдь вот-вот затащит девчонку в воду. Затащит за косу… И утопит! Или из глубины вырвется какое-нибудь вовсе уж непредставимое чудовище, с которым Данила вообще не сможет справиться.
А если тут по-прежнему водятся аквазавры?..
Его передернуло ознобом жути и отвращения.
Хватит столбом стоять! Еще осталась последняя стрела! И даже если Данила промахнется, он отпугнет нелюдь самим выстрелом. Короткие стрелы огнестрела, арбалета с оптическим прицелом, самовозгорались в полете. Нелюди, как и всякое зверье, панически боялись огня!
Данила вскинул огнестрел, нажал на спусковой крючок… и его окатило холодным потом, когда он увидел, что из этого выстрела вышло.
Целился-то он в нелюдь, и попал бы – конечно попал бы! – однако она сильно дернулась назад, и его стрела вонзилась в натянутую струной косу девчонки. Причем вонзилась почти у самого затылка! Еще чуть-чуть – и вместо нелюди Данила подстрелил бы человека!
А так он всего лишь отстрелил косу. Пережег воспламенившимся острием огнестрела.
Коса… Коса…
Снова мелькнуло какое-то туманное воспоминание, но тотчас развеялось.
В точности как туман!
Девчонка едва удержалась на ногах, оглянулась на рухнувшую в воду нелюдь – и кинулась прочь от реки.
Данила помчался к ней навстречу.
Девчонка явно была не в себе, судя по тому, как ее шатало из стороны в сторону.
Данила понимал, что если она вот так, на бегу, ничего не соображая, врежется в него, то или с ума сойдет, или вообще рухнет замертво. Поэтому он замахал руками, закричал:
– Стой! Стой! Не бойся!
Девчонка замерла.
Лицо без кровинки, глаза неестественно огромные, взгляд полон ужаса, губы трясутся…
И Данила вдруг вспомнил, как он выглядит.
Куртку сбросил, пока гонялся за жеребятами – жарко было! – а потом забыл про нее, когда собирал вживители и уносил ноги. Майку снял, чтобы было чем вспотевший лоб вытирать, но по пути в нее вцепилось жри-дерево и вмиг размолотило в фарш своими колючками.
Не повезло, что налетел на жри-дерево, не успел обойти…
Повезло, что нашлось, чем его отвлечь, не то оно могло и в погоню броситься! А так всего лишь провело листом – зубастой пятерней – по груди да и отстало.
В той, другой жизни жри-дерево называлось кленом, вспомнил Данила. Любой человек из той жизни и теперь принимал бы его за клен… до тех пор, пока пятипалые растопыренные клешни не вцепились бы в неосторожно приблизившегося, разрывая его тело на части.
Почему-то именно красавцы-клены пережили самую тяжелую, самую лютую, самую человеконенавистническую мутацию!
В общем, Данила до пояса был покрыт запекшейся кровью и выглядел, конечно, пугающе. Из одежды на нем остались только потертые штаны из оленьей кожи, заправленные в высокие шнурованные сапоги.
Легко догадаться, что и лицо у него в крови, а волосы всклокочены.
Сущий индеец Джо, вождь краснокожих, последний из могикан – и это еще комплименты…
– Я человек! – крикнул он снова. – Я Данила! Данила Макаров!
Правильно сделал, что назвал свое имя. Девчонка же из Корректора. Там она не могла не слышать о Даниле.
И правда, взгляд ее прояснился.
Она остановилась, пытаясь отдышаться.
– Привет, – выговорила с трудом. – А меня зовут Оля Ковалева. Но лучше – Лёлька. А чего мы стоим?! Сейчас она как очухается, эта жуть! Как бросится на нас! Смотри!
Данила оглянулся.
И в самом деле – нелюдь пыталась подняться из воды!
– Бежим отсюда! Бежим в лес! – тормошила его Лёлька.
– В лес нельзя, – покачал головой Данила. – Там птицеглавые!
– Кто?!
– Еще узнаешь, – отмахнулся Данила. – Короче, в лес нельзя, да и здесь оставаться – тоже… Эх, был бы ветролов!
– Ветролов, – тупо повторила Лёлька и вдруг оживилась: – Я попала сюда на ветролове! Он остался в лесу! Ты умеешь его водить?
– Где он?! – радостно заорал Данила. – Далеко? Найдешь дорогу?
Лёлька обернулась к лесу, помедлила какое-то мгновение, отыскивая место, откуда вышла, – и кинулась вперед.
Данила сообразил, что они выбрались на берег параллельными тропами.
А говорят, параллельные прямые не пересекаются… Ну, это в нормальной жизни. А в Петле – сколько угодно!
Ребята ворвалась в лес и несколько минут бежали по едва заметной тропе, которую Лёлька находила удивительно легко, причем безошибочно огибала все опасные растения.
У Данилы немного отлегло от сердца.
Значит, ему прислали не полную и безнадежную начинашку. Кое-чему эта девчонка все же успела научиться в Корректоре!
Тропа оказалась довольно спокойной, жри-деревья не дергались, только иногда скрежетали вслед бегущим листьями-зубьями, да еще поганки-трупоеды настороженно поднимали головы. Но поскольку и Данила, и Лёлька были пока еще вполне живы, особого интереса поганки к ним не проявили и снова убрались в мох.