много больше было ранено. В августе — меньше: несколько десятков убитых и раненых — арабы стали осторожнее. Потом наступило недолгое затишье. Но даже в эти грозные месяцы еврейские теракты проводились только в ответ на арабские, как и раньше. Однако били теперь сильнее. До сих пор идет спор об этом терроре. Конечно, погибали и невиновные. Более того, считается, что взрывы в относительно спокойной до этого Хайфе сильно обострили положение в городе. Но, с другой стороны, Жаботинский заявил на массовом митинге в Варшаве в начале августа: «В то время как арабы свободно и без страха передвигались по стране, евреи путешествовали только под конвоем, под защитой британских солдат. Постепенно у евреев возникло чувство бессилия, и у обеих общин — ощущение арабского господства. В Иерусалиме, в Старом городе, где часто происходили убийства евреев, начался еврейский исход… В предыдущие два года — 5 из 7 тысяч евреев покинули Старый город. Возникла странная ситуация… Все запрещено евреям и разрешено арабам… Еврея можно сравнить со смертельно напуганной мышью, в то время как араб всюду чувствует себя дома». В июле и августе 1938 года арабы явно перестали чувствовать себя спокойно.

Лирическое отступление

А через 6 недель после казни Шломо бен Иосефа англичане повесили члена Хаганы Мордехая Шварца. Он был выходцем из состоятельной религиозной семьи в Чехословакии. У нас работал физически, вступил в Хагану. Как и многие члены Хаганы служил после начала арабского восстания в британской полиции. Собирался жениться. Однажды его сослуживец, британский полицейский-араб, стал при нем хвалить (на иврите!) людей муфтия, убивающих евреев. И Шварц тут же на месте пристрелил его (1937 год, т. е. ещё до попытки Шломо бен Иосефа отомстить арабам). За что и был арестован и, после довольно долгого судебного процесса, казнен. Большого шума на сей раз не было — убийство было им совершено. Но главное — Хагана не хотела портить отношения с англичанами и «хавлагу» официально не отменила.

Глава 79

Нужен евреям террор?

Понятно, что англичанам еврейский террор не понравился. Начались аресты. Но, кроме Шварца, никого не удавалось схватить на месте преступления. А еще больше это не понравилось социалистам на Земле Израильской. Жаботинский говорил по этому поводу: «К счастью для нас, не каждый верит в святость „хавлаги“. И даже те, кто пишет о ее святости, даже они в нее не верят. Они притворяются из дипломатии. Каждый еврей открывает утреннюю газету в надежде прочесть что-нибудь о новом нарушении „хавлаги“. И если кто-нибудь скажет вам, что он за „хавлагу“, то скажите ему, чтобы он это рассказал своей бабушке».

Справедливости ради, однако, надо сказать, что как раз летом 1938 года «Хагана» добилась нового успеха в налаживании военного сотрудничества с англичанами, конкретно — с Вингейтом, о чем — ниже. И там, конечно, не хотели ставить все под угрозу. Но я думаю, что еще важнее была ярость социалистических лидеров по поводу «ревизионистов», о которых мало было слышно последнее время на Земле Израильской и которые вдруг выступили на первый план. Вновь обрушились на «ревизионистов» все проклятия. Но пошли и дальше — пригрозили физическими мерами воздействия. Сделано это было в самой «официальной» манере. Элиягу Голомб, один из виднейших руководителей «Хаганы», позвонил Жаботинскому в Лондон и потребовал, чтобы он прекратил теракты. Жаботинский сказал, что он не контролирует «Эцель», что было правдой лишь отчасти. Ему пригрозили гражданской войной. Жаботинский вскоре после этого на митинге в Варшаве заметил, что если его сторонников на Земле Израильской — меньшинство, то в Польше они вовсе не меньшинство, поэтому лучше не грозить. В общем-то, и «Хагана» войны не хотела. Начались переговоры. Создали общий комитет — по два человека от «Хаганы» и «Эцеля» — и пришли к договоренности, что ответные акции на арабский террор будут координироваться. Но Бен-Гурион сорвал соглашение: он не мог позволить, чтобы «Хагана» и «Эцель» стали равноправны. Временное затишье все равно наступило: осенью 1938 года события приняли такой оборот, что вопрос о терроре временно отошел на второй план.

Глава 80

Ударить по арабам и выйти за ограду

Когда осенью 1937 года произошло резкое обострение обстановки на Земле Израильской, Вингейт понял, что теперь недостаточно сидеть за столом и передавать евреям информацию, не предназначенную для них. Наступило время действия. К тому времени он уже прилично знал иврит, познакомился с местной сионистской верхушкой. Вингейт обратился к своему начальству с просьбой дать ему возможность изучить характер деятельности банд — он ведь был офицером разведки. Разрешение от британского начальства было получено. Вингейт получил также от Голомба рекомендательное письмо к членам «Хаганы». И вот, в своем маленьком автомобиле, иногда в сопровождении сержанта, иногда один, а большей частью пешком и без всякого сопровождения, он исходил и изъездил мятежные районы. Побывал, в частности, в Тират Цви и в Ханите.

В Ханиту он попал в самое драматическое время — вскоре после ее основания. Он явился туда пешком, увешанный оружием, с Библией и иврит-английским словарем, без которого пока еще не мог обходиться. И сказал защитникам Ханиты: «Почему вы сидите внутри, почему не выходите? Эти укрепления ничего не стоят! Мы должны выйти навстречу врагу! Ударить по арабам…» Вообще, он забирался буквально к черту в пасть. По ночам, затаившись на берегу Иордана, поскольку приборов ночного видения еще не было, он слушал, как переходят реку караваны верблюдов, везущие оружие для арабов (в том числе и тайно присланное немцами), а потом жаловался, что «чертовы лягушки» опять мешали слушать! В общем-то, наверное, было не труднее, чем в Судане. Итогом всей этой разведывательной деятельности был меморандум, отправленный британскому командованию. В меморандуме Вингейт настаивал на создании подвижных отрядов, способных атаковать банды ночью там, где арабы чувствуют себя в безопасности. Вингейт указывал, что эти отряды должны опираться только на еврейские поселения. Особенно на расположенные в опасной местности поселения типа «стена и башня», а не на английские лагеря и форты.

Дело в том, что у англичан тогда служило много арабов. В то время, в 1938 году, толку от них никакого не было — только вред. Это было ясно и невоенным людям. Кстати, и «Таймс» об этом писала. Может, и не все арабские полицейские вели двойную игру, но и таких было достаточно: они оповещали обо всем людей муфтия, и пропадал эффект внезапности. Избавиться от арабов считалось нецелесообразным: англичане старались показать, что они не