— Вперёд, не останавливаться! — прохрипел Павел.

У него самого во рту пересохло, но молоты бить в голове уже перестали.

После третьего круга экипаж взмолился:

— Командир, всё! Нет больше мочи, мы уже трезвые!

— Тогда к ручью — марш!

Павел побежал к ручью. Вода по осени холодная. Члены экипажа разделись догола и нагишом стали прыгать в воду — смыть пот и пороховую копоть. Теперь все выглядели вполне достойно.

— Одевайтесь! И запоминайте — так будет после каждой пьянки, — подвёл Павел итог «мероприятию».

Вместе с экипажем Павел заявился в ремонтную зону.

— Принимайте свою машину! — хлопнул ладонью по крылу инженер. — Не хуже новой!

Экипаж осмотрел самоходку и признал ремонт качественным. Своим ходом они направились на заправку. Пока закачали ручным насосом в основной бак 460 литров солярки, снова вспотели.

А потом направились к артиллерийскому складу — пополнять боезапас. Самоходка должна быть готова к бою в любую минуту.

В полдень Павел встретил Куракина.

— Ты чего экипаж гонял?

— Физзарядку делали, по Уставу положено, — не моргнув глазом соврал Павел.

— Похвально!

Тем не менее Куракин потянул носом, принюхиваясь.

Немцы вели себя сегодня смирно, видимо — зализывали раны, и экипажи занимались машинами: все вместе чистили пушку длинным банником. Та ещё работа! Потом Игорь возился с двигателем, а заряжающий обтирал ветошью снаряды в укладке.

Павел же включил рацию на приём, пошарил по волнам. Хотелось послушать сводку Совинформбюро о положении на фронтах, да и просто музыку. Но сквозь помехи до него доносились только обрывки разговоров на немецком языке.

Павел выключил рацию. Что-то зацепило его в услышанном. Он попытался вспомнить, разобраться — что? Господи, да ведь ему голос знаком! Так говорил оберст-лейтенант Вернер Шторц, начальник штаба, у которого он был водителем бронеавтомобиля. Стало быть, его полк где-то недалеко.

Рация на самоходке маломощная, и берёт где-то на 10–15 километров. Иногда удаётся поймать Москву, но редко.

Шторц тогда служил в 114-м полку 6-й танковой дивизии. Если он сейчас продолжает служить на прежнем месте, то значит, напротив их позиций расположился 114-й танковый полк, а то и вся дивизия.

Когда Павел осознал серьёзность своего открытия, он направился к комбату.

— Товарищ комбат, разрешите обратиться?

— Разрешаю. Куракин рассказывал, что ты в одном бою исхитрился три танка подбить?

— Четыре — ещё бронетранспортёр.

— О! Я в тебе сразу лихого парня увидел, и рад, что не ошибся. Что у тебя?

— Товарищ комбат, напротив нас стоит сто четырнадцатый танковый полк шестой танковой дивизии.

— С чего так решил? Или разведчики проболтались?

— Я рацию включил, думал сводку Совинформбюро послушать. Наткнулся на обрывок разговора на немецком. В принципе — ничего интересного, но голос мне знаком. Я его узнал. Это начальник штаба сто четырнадцатого танкового полка оберст-лейтенант Шторц. По-нашему — подполковник.

— А может, обознался?

— Головой ручаюсь.

— Сведения интересные! Кому-нибудь ещё говорил?

— Нет, только вы да Куракин знает, что я немецким владею.

— Хм, надо передать в штаб полка. Пусть разведку посылают, «языка» возьмут. Иди и помалкивай.

Штаб полка передал подозрения Павла выше, в штаб дивизии, а оттуда по цепочке — в штаб армии.

Сигнал не оставили без внимания. В этот же день была проведена авиаразведка, которая обнаружила замаскированные танки. На обратном пути самолёт-разведчик Пе-2 попытались сбить два «мессера», что ещё более укрепило командование во мнении, что немцы готовят контратаку, пытаясь остановить наступление наших частей.

Меры приняли быстро. На следующий день на штурмовку и бомбёжку обнаруженных танков были направлены штурмовики Ил-2 и пикировщики Пе-2. Немецкие танкисты понесли тяжёлые потери, и контрнаступление было сорвано.

В 1944 году наша армия обладала в воздухе значительным превосходством над немцами. Нельзя сказать, что наши истребители или бомбардировщики безраздельно владели воздушным пространством, но наносить массированные атаки целыми полками и авиадивизиями уже могли.

Через три дня Павла вызвали к комбату.

— Здравия желаю, сержант Сазонов…

— Садись, сержант! — не дослушал его до конца комбат. — Подозрения твои подтвердились. По этому полку нанесён авиаудар, и немцы понесли существенные потери. Звонили из полка, благодарили за сведения, которые подтвердились. Стало быть, благодарили тебя. Я что? Я лишь передал. Просили наградить разведчика. Они там думают, что ты из армейской разведки. В штабе в детали не вникали, а я им не говорил, что ты рацию слушал и немецкий знаешь.

— И не надо.

— Я тоже так думаю. Но какой-то награды ты достоин. Всё-таки воюешь хорошо, три танка на счету. И на полк немецкий вышел. Всё-таки занятно получилось, по голосу командира опознал. Рация голос искажает, и я никогда командиров взводов по голосу не узнаю, а ведь каждый день их вживую слышу. Представлю-ка я тебя к медали — хотя бы за подбитые танки. Полагаю — заслужил.

— Вам виднее, товарищ комбат.

— Иди, и продолжай так же служить.

— Слушаюсь!

Сегодня комбат был в хорошем расположении духа. Знать, и ему награду пообещали.

— Командир, чего в штаб вызывали?

— За жизнь говорили, — отшутился Павел.

— Ох, темнишь! Наш комбат пустых разговоров не любит.

Награду Павел получил немного позже — медаль «За боевые заслуги».

Экипаж поздравил командира, всё-таки — первая награда. Даже обмыли немного — бутылку водки на четверых. Только Павел награде не очень радовался. Получил-то он её как Виктор Сазонов, а не как Павел Стародуб. Вот закончится война, вернётся он домой, если повезёт остаться в живых — что скажет отцу-матери? У многих фронтовиков, особенно тех, кто воевал год или более, были награды — медали и даже ордена. А у него на единственную медаль документы на другое имя. Скажут — присвоил чужое. Потому и саму медаль, и удостоверение к ней Павел убрал в вещмешок, чтобы не мозолила глаза немым укором.

Но командир взвода Куракин воспринял это неоднозначно.

— Что медаль не носишь? Заслужил ведь. У других членов экипажа не одна награда на груди, и ты носи. Скромность — она не всегда украшает.

— Так точно, товарищ младший лейтенант. Только на рабочем комбинезоне носить не положено, а под комбинезоном всё равно не видно.