* * *

«Понимание того, что нужно сделать, складывалось, и что-то уже делалось, но делалось вразнобой и медленно».

Делалось на местах, делалось энтузиастами, делалось одиночками, неравнодушными людьми, настоящими гражданами.

Да, Чернобыль научил, Чернобыль заставил.

В основополагающих требованиях по безопасности теперь записано – реактор должен обладать выраженным свойством внутренней самозащищенности.

Авария как в Чернобыле – реактивностная, с неуправляемым разгоном мощности, – вот такая конкретно авария уже невозможна.

А какая возможна? Как на Фукусиме?

Впрочем, что нам до Японии.

Умение делать «огромную государственную работу» – такую, какой были индустриализация и победа в Великой Отечественной войне, атомный проект и ликвидация последствий Чернобыльской аварии, – у нас фактически утрачено.

Традиции огромной государственной лжи по разным поводам крепнут с каждым днем.

В ночь на 30 ноября 1975 года оперативная смена БЩУ (блочного щита управления) занималась выводом в ремонт одной из двух турбин 1-го энергоблока ЛАЭС.

Турбину постепенно «разгрузили» до нулевой мощности, соответственно, снизив мощность реактора до 50 % от номинала. Дальше по технологии необходимо отключать генератор от сети главной электрической схемы. Для этого предусмотрен генераторный выключатель. Но СИУТ (старший инженер управления турбиной) ошибся и отключил не разгруженный генератор, а работавший на полной мощности. Сработала защита турбины – закрылись стопорные клапаны и ГПЗ (главные паровые задвижки) – на впуске пара. Сработала защита реактора – АЗ-5 (аварийная защита пятого рода), полностью заглушающая реактор.

Реактор и энергоблок остановлены по ошибке, все оборудование исправно, все параметры в норме, – мы находимся в состоянии «горячего останова», персонал получил разрешение на подъем мощности после кратковременного останова: режим, разрешенный регламентом того времени. Принимается решение пускать реактор и восстанавливать мощность блока на уровне 50 % от номинала.

СИУР (старший инженер управления реактором) получил указание на пуск реактора и на вывод его на МКУ (минимально контролируемый уровень мощности). МКУ – это такой уровень, когда поддерживать мощность реактора может автоматический регулятор.

В режиме ручного управления СИУР извлекает стержни и в результате выводит реактор на МКУ, встает на автоматический регулятор.

В процессе подъема мощности дважды срабатывала аварийная защита по скорости набора мощности.

Начинаем подъем мощности с включением генератора в сеть.

Значение мощности, выдаваемой генератором, контролируется по ваттметрам.

При мощности реактора 800 МВт (тепловых) происходит необъяснимый бросок мощности – в течение примерно 10 секунд реактор набирает дополнительно 100 МВт.

Такое необъяснимое поведение реактора показалось опасным, и СИУР принимает решение снижать мощность и глушить реактор. Действуя интуитивно и на навыках управления промышленными реакторами, он снимает управление мощностью с автомата и начинает вручную опускать стержни 3-х автоматических регуляторов. Стержней автоматического регулирования мощности в общей сложности 12 штук, и порциями по 4 стержня опускаем их в реактор с интервалами времени 10–20 секунд, начиная снижение мощности. В результате с ок. 900 МВт тепловая мощность реактора снижается до 100÷150 МВт. И только потом СИУР нажимает кнопку АЗ-5, полностью заглушающую реактор.

В активную зону пошли стержни аварийной защиты.

На мнемотабло каналов вспыхивает сигнал системы КЦТК (контроля целостности технологических каналов). Это – сигнал о появлении влажности в графитовой кладке реактора, т. е. сигнал о разгерметизации канала и о выходе из него теплоносителя – пароводяной смеси.

М.П. Карраск (в центре) на рабочем месте на Ленинградской АЭС, крайний слева – первый директор ЛАЭС В.П. Муравьев.

Один из каналов был разрушен.

В результате осмотра нескольких каналов, оставшихся целыми, было обнаружено, что из-за скачка мощности и температуры повреждены тепловыделяющие сборки, разгерметизировались оболочки ТВЭЛ.

Эта ситуация была расценена как авария, была создана комиссия, был «разбор полетов».

Подобный наброс мощности у нас наблюдался и раньше, но так, с тяжелыми последствиями, с повреждением каналов и топлива – это произошло впервые.

Если бы перед нажатием кнопки АЗ-5 не были опущены, причем поочередно, стержни автоматического регулятора, то мы имели бы аварию наподобие Чернобыльской уже в 1975 году.

Последний экономический рывок СССР совершил во время известной Косыгинской реформы в 1965-1970 гг., призванной обеспечить определенную самостоятельность предприятиям, уменьшить бюрократизм в управлении и обеспечить материальную заинтересованность работников с помощью премий. Затем реформа замедлилась, наткнувшись на сопротивление части партийного аппарата и опасения высшего руководства СССР, включая Л.И. Брежнева, которые видели в ней угрозу возможной политической нестабильности. О ее перспективах историки и экономисты спорят и сегодня. Одно очевидно: две главные взаимосвязанные проблемы советской экономики заключались, во-первых, в необходимости внедрения научных достижений в производство за пределами военно-промышленного комплекса и нескольких стратегических отраслей (энергетики, авиастроения), во-вторых, в повышении мотивации работников. В передовых отраслях эти вопросы более-менее решались, но вся остальная экономика замедлялась, падение производительности труда становилось несомненным, а прежняя система планирования явно демонстрировала свою неэффективность. Ясные признаки экономической стагнации заставляли советских руководителей искать новые пути развития. На апрельском пленуме ЦК КПСС новый Генеральный секретарь М.С. Горбачев провозгласил политику «ускорения» экономического развития, прежде всего в сфере тяжелой промышленности. На XXVII съезде КПСС (25 февраля – 6 марта 1986 г.) по инициативе Горбачева и нового Председателя Совета министров СССР Н.И. Рыжкова было продекларировано «ускорение» прежде всего машиностроения как за счет внедрения новых технологий, так и увеличения капиталовложений – до 200 млрд руб. в течение двенадцатой пятилетки. С августа 1984 г. под руководством Н.И. Рыжкова, который с 1982 г. был заведующим Экономическим отделом ЦК КПСС, готовилось специальное совещание ЦК КПСС по научно-техническому прогрессу, состоявшееся в июне 1985 г. В прошлом директор Уралмаша, Рыжков в технических вопросах и управлении производством разбирался куда лучше, чем большая часть аппарата ЦК, представители которого делали карьеру по партийной линии. В сентябре 1984 г. был подготовлен обстоятельный доклад с грифом «для служебного пользования» «Об ускорении научно-технического прогресса в СССР», где отмечался целый ряд кризисных моментов в управлении наукоемкими производствами и явное отставание СССР в технологическом соревновании с Западом. Предлагались меры по реформированию этой области, чем и должен был заняться Рыжков, введенный в апреле 1985 г. в состав Политбюро ЦК КПСС, а сентябре возглавивший Совет министров СССР. В целом в 1986-1990 гг. предполагалось увеличить капиталовложения в гражданские машиностроительные отрасли в 1,8-2 раза[20] – и это при том, что бюджетный дефицит в 1985 г. уже составлял не менее 17 млрд. руб[21].