— Пойдёмте, я вас перевяжу, — позвала Маша майора.

Гаишник пошёл следом за ней. Было видно, что он и вправду не очень хорошо себя чувствует. Мешки под покрасневшими глазами, испарина. Они вместе зашли в лифт, с мелодичным звоном распахнувший перед ними свои двери, Маша ткнула пальцем в кнопку восьмого этажа. Двери тихо закрылись, лифт плавно, в два ускорения, набрал скорость, затем он затормозил, и двери раскрылись.

— Нам сюда. Проходите сразу на кухню, у меня там аптечка, — показала она.

— Спасибо.

Милиционер, судя по всему, чувствовал себя в квартире Маши немного неловко. Он посмотрел на свою обувь, но Маша поняла его смущение и сказала: «Проходите, проходите!» Он пошёл по коридору, увидел детей у телевизора, сказал им: «Привет, бойцы!» — и зашёл на кухню. Маша помыла руки в ванной, затем пришла следом. Открыла один из висячих шкафов, вытащила оттуда коробку с красным крестом.

— Давайте сюда вашу руку, — скомандовала она. — Когда дома дети, всегда запас бинтов и пластырей нужен. У вас дети есть?

— Да, тоже двое, мальчик и девочка.

Милиционер встал со стула, оставив автомат на кухонном столе, подошёл к раковине. Маша повторила с рукой милиционера все те же манипуляции, которые совершила с раненым внизу. Перекись водорода, подушка, аккуратно наложенный бинт. Затем буквально приказала порывавшемуся было уйти майору сесть за стол и взялась варить ему кофе. На самом деле ей не очень хотелось его отпускать. От этого немолодого, но явно очень сильного и спокойного человека веяло какой-то уверенностью в себе. Да и наличие рации, по которой непрерывно переговаривались какие-то хриплые голоса, оружия и формы в совокупности тоже действовали на неё благотворно. Она включила телевизор, поперёключала каналы, пока кофе из кофеварки лился в чашку.

— Нет, вы видите? — возмутилась она, указав в экран. — Ни слова о том, что делается. Только у меня на глазах сегодня трижды стреляли, а по телевизору ни слова.

— Думаю, что скоро заговорят. Вы слышите, что творится? — Милиционер покрутил регулятор громкости на своей радиостанции. — Вот, слушайте… Люди никуда не успевают, никто не сменился. У нас есть раненые.

Действительно, рация не молчала ни секунды. Среди хрипа и помех Маша слышала обрывочное: «…Применено оружие… «скорую» не надо, труповозка нужна… сосед соседку… кровотечение, срочно «скорую»… мы не успеваем туда, у нас ещё здесь…»

— Слышите, что творится? — кивнул на рацию майор. — Мы тонем в вызовах, никуда не успеваем, прошлая смена осталась на дежурстве, все, кто в кабинетах сидел, сейчас на улице, но в городе с каждой минутой ситуация всё хуже.

— Кто это такие? — спросила его Маша. — Которые на людей бросаются?

— Я не знаю, — устало покачал он головой. — Упыри, вурдалаки, как хотите, так и называйте. Но я сам видел уже двоих, которые ели других покойников. Своими глазами, сегодня утром. А сейчас сам застрелил какую-то толстую тётку, которая полезла кусаться. Я бы в другой день ей бы просто подзатыльник дал, но дело в том… Я не верю, что она была живой. Она была мёртвой, когда кусалась.

— Что вы имеете в виду? — чуть не подскочив на месте, спросила Маша.

— У неё было горло перегрызено, — с расстановкой ответил собеседник. — Не надо быть Склифосовским, чтобы понимать, что человек без гортани и сонной артерии не может быть живым. Моих знаний хватает, чтобы понять это. У неё вся кровь давно вытекла, а её одежда была пропитана ею насквозь, как будто её искупали. А она бросилась мне под машину и потом укусила меня.

— И что теперь? — прищурилась недоверчиво Маша. — Это покойники ожили или что?

— Как хотите, так и понимайте, — пожал широкими плечами майор. — А я думаю, что это ожившие мертвяки. Я два часа назад видел, как омоновец такому мертвяку, который доедал свою семью, с расстояния в метр выпустил в грудь весь рожок из автомата, а это тридцать пуль в него угодило, почти пополам перерезало, а тот только покачнулся.

— Но я сама видела, как Сергей Сергеевич застрелил того, на улице. — Маша показала рукой куда-то за окно.

— Он ему в голову выстрелил, значит, — согласно кивнул он. — Если в голову, то они сразу умирают, как обычные люди. Ребята в дежурке сказали, что видели одного, которого в метро поездом располовинило, так верхняя часть на руках ползла вдоль платформы и пыталась кусаться. Потом ему в голову стрельнули, и он сразу затих.

— Что же происходит? — спросила Маша, судорожно прижав руки к груди.

— Не знаю, — качнул тот лысеющей головой. — Грех наших ради, как у нас уже кто-то сказал.

Маша поставила перед майором большую чашку крепкого кофе, сахарницу, жестяную коробку датского печенья.

— Угощайтесь. Вы с молоком пьёте?

— Нет, чёрный, только сахара побольше.

— Сахар вам сейчас нужен, — согласилась она. — Вы знаете, что кофеин без сахара почти не действует, как я где-то читала?

Где-то вдалеке за окном ударил сдвоенный гулкий выстрел. Маша даже не вздрогнула уже.

— Вы слышали? Из двустволки кто-то бабахнул, — сказал милиционер. — Люди защищаются, а начальство наше мудрое требует у них эти двустволки отобрать. А сами себя войсками окружают, и у каждого по взводу личной охраны, и это как минимум.

— Начальство у нас всегда было мудрым.

В комнате зазвонил телефон.

— Я подойду к телефону, а вы не стесняйтесь, угощайтесь. Если надо, я ещё потом сварю.

— Всё хорошо, спасибо. Я отдохну чуть-чуть, а то совсем расклеился от усталости. А у вас хорошо так, разморило.

— И на здоровье.

Маша прикрыла дверь на кухню, чтобы милиционер чувствовал себя спокойно, и сама пошла в холл, где висел на стене телефон.

Машин было совсем немного, как будто рабочий день и не наступал. Пару раз через приоткрытое окно я слышал отдалённую стрельбу. Один раз стреляли очередями, второй раз явно бухали дробовики. Немногие прохожие, быстро идущие по тротуарам, при звуках стрельбы вжимали головы в плечи и ускоряли шаг. До Ленинградки мне удалось добраться от проспекта Мира минут за десять, максимум пятнадцать, что для часу дня в Москве, в будний день, просто невероятно. Возле стадиона «Динамо» стояло множество милицейских машин, пара омоновских автобусов. Здесь тоже что-то происходило.

Я проехал дальше. После стадиона было вообще пусто на улице, а уже подъезжая к огромному зданию автодорожного института, я увидел двух бредущих вдоль по улице зомби. И что делать? Пустить их гулять дальше или рискнуть проблемами с милицией, но спасти их будущих жертв? Вот вопрос вопросов, когда законы расходятся с разумом. По логике, один гражданин должен спасать других, если имеет оружие и умение его применить. А по правилам я буду крутом злодеем и положительным персонажем стану лишь в том случае, если наплюю на всё. Плевать не хочется.