– День да ночь, – неуверенно буркнул государь.

– Значит, завтра они будут у наших стен. Мы не имеем права терять людей. Каждый человек на счету.

– Ладно, Никита Иванович, будет меня запугивать. Что ты предлагаешь?

– Надежа государь, вести спешные! – прервали нас. – Не вели казнить, вели слово молвить. Караван в город входит, пущать?

– А то нет? Пусть войдут, а как во дворе разместятся, так и ворота на запор!

– Еще грозная весть, царь-батюшка. У границы западной Орда Шамаханская показалась. Все конные, без обозов, скачут быстро, кабы не к завтрему у нас были…

– Слушай… – обернулся ко мне Горох. – Я вот одного не пойму, как ты смеешь со мной спорить?

– Но ведь я оказался прав…

– И об этом отдельно поговорим… Как ты осмеливаешься быть прав?! Ведь я – царь!

Согласно полученным указаниям, пограничные отряды не ввязывались в бой, а разошлись по флангам, беспрепятственно пропуская врага. Шамаханская Орда широким потоком хлынула в открытые «ворота», бодрым маршем спеша к столице. Гонец принес эти сведения с заставы царю, так что пока мы опережали врага на один ход, точно зная, как он поступит. В то же время шамаханский караван, примитивно загримированный под болгарских торговцев, вступил на купеческое подворье. Люди и животные заполнили широкое пространство пустынного двора; окружающие его дома, склады, террасы встретили гостей гробовым молчанием. Когда последний верблюд вошел внутрь, ворота захлопнулись. Царь Горох начал медленно поднимать руку, я понял, что сейчас произойдет. Мне не пришло в голову ничего более умного, как быстро выйти во двор, прогулочным шагом направляясь к пятерым наиболее важным «купцам».

– Здравия желаю. Младший лейтенант милиции Ивашов. Ваши документы попрошу…

– А… охранные грамоты? – догадался один и полез за пазуху. – Вот они: разрешение на торговлю, вот уплата пошлинная, вот список товаров, все честь по чести…

– Оружие, деньги, наркотики?

– Все есть, все привезли, не извольте сомневаться! – радостно включился в разговор другой.

Да… «купцов» они подобрали отменных – торгаши, каких свет не видывал! Ребятушки, кого вы хотите обмануть…

– Почему так много охраны?

– Где много? Кого много? Да тут их раз-два и обчелся! – уже в четыре голоса хором загомонили «купцы». – Дороги опасные, разбойники кругом, лихих людей мало ли?.. Да и вообще, охраны немного, просто шустрые, двигаются быстро, вот и двоятся перед глазами!

– Еще скажите – троятся… – фыркнул я. – Попрошу всех немедленно сдать оружие.

– Это еще зачем? – переглянулись «купцы».

Краем глаза мне было видно, как напряглись остальные, мгновенно хватаясь руками за рукоятки сабель и кинжалов.

– Повальное разоружение всех приезжих. Отдельный указ царя. Оружие вернут к вашему отъезду, после удачной, надеюсь, торговли.

– Но… так не принято… – в вежливых голосах гостей зазвучали угрожающие нотки. – Любой человек вправе носить с собой средства самозащиты.

– Зачем? В Лукошкине вы в полной безопасности.

– Мы требуем назвать истинную причину!

– Хорошо, – согласился я. – Буду очень признателен, если вы сумеете выслушать меня достойно, без выкриков и эксцессов. Служба в милиции обязывает чутко относиться к каждому человеку в отдельности. Поверьте, я не желаю вам зла. Но порой предотвратить преступление гораздо выгоднее, чем дать ему свершиться и уж потом наказывать виновных. Мне бы хотелось прийти с вами к разумному соглашению.

– Оружие мы не отдадим, – взвизгнул один, самый молодой.

– Торговое подворье битком набито стрельцами. – Я снял фуражку и повертел ее в руках. – Если вы не подчинитесь приказу, начнется пальба. Половина ваших людей ляжет после первого же залпа. Перестроиться для обороны вы не успеете. Лошади и верблюды, испугавшись выстрелов, начнут сумасшедшую беготню и потопчут остальных. Не приведи Господь, в ваших мешках окажется порох… От одной шальной пули взлетит весь караван. Я никого не хочу запугивать. Я лишь надеюсь, что вы подумаете…

– Но… ведь ты, младший лейтенант, можешь и не дожить до первого выстрела, – угрюмо заключил другой, поглаживая клинок.

– Очень может быть… – грустно согласился я. – Как только моя фуражка коснется земли, стрельцы откроют огонь. Через минуту здесь будет кровавый ад! Вы убьете меня сразу или попросите пару минут на голосование?

Пятеро командиров отошли в сторону посовещаться. Словно в подтверждение моим словам, из каждой щели торгового подворья высунулись граненые стволы стрелецких пищалей. Враг понял, что проиграл. Старший из купцов вернулся ко мне:

– С кем мы можем обсудить условия сдачи?

Я повернулся к тем окнам, за которыми прятался царь, и помахал рукой. Через минуту появились двое опытных бояр. Они быстро взяли переговоры в свои руки. Я вытер платочком выступивший пот… Можно было возвращаться. Где-то не очень далеко послышалась пальба. Боже мой, неужели у казначейского терема? Быстро пройдя стрелецкие заслоны, я рванулся к Бабе Яге. Прохожие так уважительно уступали дорогу, словно я бежал с включенной милицейской сиреной. На базарной площади, среди толкотни, скорость упала, но и тут вслед неслось:

– Смотри, смотри, дочка, вон участковый несется! Как шибко бежит, а?.. Небось ловит кого…

– Ату его, сыскной воевода, поддай!

– Ох и не повезет кому-то, когда поймает… Вон у милиции рожа какая красная…

С базара я действительно вырвался здорово взмокший. Нашему народу палец в рот не клади, при первом же случае так обласкают, от всей души, со всей заботой – хоть глаз не подымай…

Над тюринским двором медленно рассеивалось облачко порохового дыма, у ворот толкался народ, бурно обсуждающий происходящее за забором. Меня пропустили безропотно, хотя некоторые навязчиво ломились следом, слезно упрашивая меня разрешить им «пособить правоохранительному органу»… Когда они успели слов-то таких нахвататься – ума не приложу. Протиснувшись в калиточку, я бегло осмотрел поле боя. На поросшем травкой дворе валялось четыре трупа, все еще сжимающих в руках зубастые шамаханские ятаганы. Один стрелец сидел у забора, ему перевязывали руку, других пострадавших вроде не было.

– Тюря в доме, – подковыляла ко мне Яга. – Я сама его морду постную в окошке-то углядела.

– А это кто?

– Шамаханы все, я уже проверила. Без личин, как есть в своем же обличье из дверей выскочили. Стрельцы-то залпом пальнули, да один вон успел ножик бросить, зацепил плечо пареньку. Я пошептала, остановила кровь. Нож вроде не отравлен, до свадьбы заживет. Что теперь-то делать?

– А вот теперь… Эй, молодцы! А ну, сабли наголо! Тюрю взять живым, всех прочих – кроши в капусту. За мной!

У царских стрельцов был боевой опыт, да и злость взяла за раненого товарища. Они действовали ловко и слаженно, строго распределив обязанности. Двое дюжих бородачей с разбегу ударились в дубовую дверь плечом, попросту сорвав ее с петель и выломав засов с гвоздями. Они отработанно рухнули на пол, а в дверной проем залпом выстрелил десяток снайперов. Пока не рассеялся дым, четверо закаленных рубак нырнули внутрь. Зазвенели клинки. Меня деликатно попросили не путаться под ногами. Стрельцы, выхватив сабли, по двое скрывались в большом казначейском тереме, там шла ожесточенная рукопашная.