– Сама. Есть у меня к вам пара вопросов. Вот только не вовремя я, да и неловко вам такие вопросы задавать.

– Вы не смущайтесь и спрашивайте без экивоков.

– Вы Валентина Пискарева помните?

– А что с ним?

– Убили.

– Вот ведь!

Лев Львович потеребил свою эспаньолку[63]и наконец прошел в комнату, сел устало на кровать:

– Рассказывайте.

Я рассказала про смерть Пискарева и про то, что обвиняют в его убийстве Михаила Пушкина.

– Я правильно понял, что вы желаете Михаилу помочь? Тогда спрашивайте!

– Очень может быть, что Валентин все же стал членом тайного ордена, чем-то провинился и убийство это – наказание ему, – выложила я все без утайки.

Лев Львович сильно огорчился и глубоко задумался.

– Спрашивал он меня о масонах и прочих, – сказал он наконец. – И я не посчитал нужным отказывать и познакомил его с парой человек. Мне они казались людьми безобидными. Но кинжал-то, которым его убили, по вашим словам, был розенкрейцерский, а я его знакомил с масонами.

– И все равно, если возможно, назовите мне их имена.

– Назову, не вижу причин не назвать. Барон фон Остен Дмитрий Александрович. Второго зовут Градов Алексей Павлович.

– Пискарев не говорил вам, чем завершилось его с ними знакомство?

– Нет. Мы вообще с ним больше прочего о символах разных беседовали. Ну и о Бодлере он любил поговорить. Я посчитал, что его интерес к масонам вызван умозрительным интересом к символам и их значениям. И сам я с этими господами, что вам назвал, именно на этой почве общался.

– А нет ли среди ваших знакомых людей, что одновременно связаны и с одним из орденов, и с тайными политическими организациями? Или такого человека, кто связан с политической деятельностью, но интересовался тайными орденами?

– Не припомню. Нет, точно скажу, не припомню.

– Что ж, спасибо вам. Я пойду, не стану вам мешать. Извините за беспокойство.

– Да какое ж это беспокойство. И извинения я должен принести, что не смог вам помочь.

– Я вас, сударыня, провожу до выхода, – вскочил на ноги Аркадий, увидев, что я собралась уходить.

Я попрощалась с хозяином номера, и мы вышли.

– Не знаю вашего имени, сударыня, и спрашивать не стану, но вышел я вас провожать не просто так. Ваш последний вопрос… возможно, есть у меня на него ответ. Хоть и толку от него мало будет, но все равно счел нужным сказать.

Мы остановились, и Аркадий заговорил вполголоса:

– В Бутырках слышал я разговор. От смертников как раз. От них покою по ночам не было, не спится им. Ну так однажды меня соседи по нарам таким ночным разговором и разбудили. Все услышанное пересказывать не стану, они все больше друг дружку убеждали, что не напрасно свои жизни отдают. Потом стали друзей вспоминать. И тут один и спросил второго, отчего тот какого-то Шмеля масоном называет, мол, не сменил ли Шмель кличку? А тот ответил, что кличку тот не сменил, а масоном он его называл, потому что Шмель затеял игру в масонов и что игрой этой он на революцию денег больше выкачает, чем все их экспроприации.

Аркадий умолк явно на полуслове.

– Что же вы остановились?

– Я не остановился, а задумался, не зря ли я вам это говорю? Это вам не со мной за карточным столом встретиться, там дело лишь большим проигрышем может обернуться. – Тут он рассмеялся. – Уж не знаю, кто из нас кому проиграл бы!

– Но вы, раз уж начали, договорите, пожалуйста!

– Раз уж начал, то договорю. Хоть очень не хочу вас настоящей смертельной опасности подвергать. В общем, из того разговора я уяснил еще две вещи. Первое – это то, что Шмель этот нередко бывал в трактире «Самсон». А второе состояло в том, что они еще несколько раз помянули некий особняк, что расположен то ли в Новогирееве, то ли вблизи от того места. Мне показалось, что этот особняк тоже связан с тем, что затеял Шмель. Вот и все. Догадываюсь, что мало, но, как говорится, чем богаты!

– А вы знаете имена тех, кто этот разговор вел?

– Знаю, конечно. Я уж упоминал, что в камере был список всех, в ней находившихся. Только толку вам от этих людей уже не будет.

И перекрестился размашисто. Я этот жест поняла правильно и переспрашивать ничего не стала.

– Дарья Владимировна, ну нельзя же так! – укоризненно воскликнул Осип Иванович. – Не успели по одним фигурантам отработать, вы новых подносите.

Выйдя из меблированных комнат «Дона», я взяла извозчика и поехала к адвокату в надежде, что он сумеет выкроить пару минут для беседы. Мне повезло, Осип Иванович, по его словам, как раз собирался договориться по телефону о встрече со мной, и у него была небольшая пауза в делах. Я рассказала ему о встрече и назвала услышанные фамилии людей, с которыми Валентин Пискарев мог общаться по поводу вступления в тайное общество. Вот адвокат и отреагировал соответствующе.

– Собственно говоря, я могла бы и сама…

Но тут Осип Иванович рассмеялся:

– Извините великодушно, это я пошутил. На самом деле ничего в отношении новых фигурантов предпринимать нам не нужно. Я уже навел справки по поводу барона фон Остен. Баронов, правда, в Москве оказалось аж трое, не считая их малолетних детей, но раз вам удалось уточнить имя и отчество, то могу сообщить вам, что Дмитрий Александрович служит в качестве советника при генерал-губернаторе. Что касается господина Градова, так тут все проще простого. Я с ним случайным образом знаком. Это профессор медицины, преподает в университете и служит в Первой градской больнице. Никогда бы не подумал, что он масон, но о его увлечении эзотерикой и прочими таинствами наслушался, покуда лечился у него. Так что сомнений тут быть не может.

– А не может быть…

Осип Иванович вновь не дал мне договорить:

– Если вы о том человеке, от которого, по словам мадам Бурнель, пахнет могилой, то нет, не может быть. Совершенно не совпадает описание. Но главное не в этом. Ну определились мы с этими людьми, узнали в точности, кто они таковы и как их разыскать. Но нужно ли нам их разыскивать?

– То есть вы полагаете, что ответ их предопределен заранее?

– Именно так. Если они согласятся нас выслушать, то независимо от того, что было в самом деле, скажут, да, был такой молодой человек, справлялся у нас по этим вопросам, но нашлись причины ему отказать. В общем-то, я почти уверен, что так все и обстояло. А вот все остальное представляет для нас немалый интерес. Вы позволите мне высказать свои выводы и намерения?

– Отчего же мне возражать? – улыбнулась я в ответ на нарочито серьезный тон.