Я исчез из окна, и теперь уже безбоязненно прошел на лоджию.

– Со мной не все в порядке, – сообщил я им, очутившись рядом, – а в коридор я выйти не могу, потому что у меня нет ключа, – я рассказал им о своих акробатических подвигах и о взрыве, с которого все началось.

Тот, который стоял на лестнице, связался по рации с машиной. Оператор повернул манипулятор в мою сторону, и парень протянул мне страховочный пояс. Секунд через пять я снова оказался в квартире Тихонова, вернее в том, что от нее осталось.

Один из МЧС-ников твердо взял меня под локоть и вывел в коридор. В группе людей около лифта он выбрал взглядом невысокого молодого парня в штатском и подвел меня к нему.

– Этот человек находился в квартире, – представил он меня. – И еще, там, в ванной, полной воды, плавает труп.

После такой рекомендации человек проявил ко мне интерес. Он отвел меня на пол этажа ниже и попросил рассказать о том, как все было. После моего правдивого рассказа парень сочувственно вздохнул и защелкнул на моих окровавленных руках наручники.

– Никуда не уходи, – сказал он. – Мы разберемся. Такой порядок.

Я прислонился к стене и, собирая на спину плевки и побелку, опустился на корточки. Мне было все равно. Я закрыл глаза и стал считать, какой мощности должен быть двигатель, чтобы доставлять на девятый этаж один литр воды в секунду, если один литр воды весит один килограмм. Задачка была не сложной, но меня постоянно отвлекали. Один раз подошел врач, молодой пацан, осмотрел меня и заявил, что меня нужно срочно отвезти в больницу.

– Ты патологоанатом? – спросил его человек в штатском.

– Да.

– Вот и иди, занимайся трупом

– Я вас предупредил, – пожал плечами врач.

Наконец, пришел серьезный сержант.

– Этот что ли? – спросил он у штатского.

– Угу.

– Пошли, – он пнул меня в ботинок.

Мы спустились вниз, спасибо ему, что на лифте. Двор был полностью забит людьми. Дети и пенсионеры. Я хотел посчитать, чтобы вывести процентное соотношение, но тут ко мне подлетела боевая девушка с микрофоном. Она засеменила рядом, но на нас не смотрела, а повернула лицо в камеру, которую направил на нее подбежавший следом оператор.

– Сегодня, – затараторила она, – было совершено покушение на губернатора. Преступники заложили фугас, мощность которого пока неизвестна. К счастью, губернатора в это время не было дома. Пострадал один человек. Перед вами один из задержанных. Этот человек подозревается в теракте.

Последнюю фразу она произнесла с брезгливостью и деланным ужасом.

– Вы можете сообщить, за что вас задержали? – обратилась она ко мне.

Сержант, поняв, что его снимают, замедлил шаг. Я представил себе, как сегодня вечером он купит пива, посадит у телевизора всю семью, и станет ждать, когда же его покажут.

Я промолчал и отвернулся. Девушка отстала, но не потому, что не успевала за нами, а из-за оператора, который не мог развить особой прыти, приложившись глазом к видоискателю.

– Мы будем следить за развитием событий, – пообещала корреспондент, – и в ближайшее время сообщим вам, почему планы преступников сорвались.

Меня посадили в воронок и отвезли в то самое отделение, куда я приходил делать заявление о грабеже, мало того, препроводили в ту самую комнату, в которой стоял стол с надписью «менты – козлы». После этого я совсем не удивился, когда минут через десять в железную дверь вошли Полупан и Ситдиков. Мне показалось, что, увидев меня, Полупан вздрогнул. Он почесал за ухом, устало плюхнулся на табурет, не стал язвить или там восклицать: «о, какие люди»! а просто спросил:

– Где очки?

Я поднес руки к лицу. Их действительно не было.

– Потерял.

Полупан пожал плечами:

– Рассказывай.

Я рассказал все по порядку и подробно. Не забыл упомянуть и про человека, который таким странным способом покинул квартиру Тихонова.

– Он именно пополз? – уточнил Ситдиков.

– Именно.

– Прямо на животе?

– Да, по-пластунски.

– А зачем?

– Если бы я знал.

В диалог вмешался Полупан:

– А Тихонова ты, значит, не топил?

– Нет.

– А от чего он умер?

– Мне показалось, что он неудачно упал во время взрыва. Наверное, сломаны шейные позвонки.

– Он упал во время взрыва, умер, а потом запрыгнул в ванну?

– В ванну его положил я.

– Зачем?

Как мне объяснить, чтобы не выглядело враньем? Я сказал правду.

– Ты положил его в воду, чтобы он не сгорел? Хотя он уже был мертв?

– Да.

Силовики переглянулись.

Они дали мне ручку и велели написать все, что я им только что рассказал. Руки отказывались держать перо, и оно периодически падало на пол. Мои кисти до сих пор были завернуты в грязную марлю, но это никого не волновало.

– Ладно, – устало сказал Полупан, прочитав мое творение, – иди отсюда.

Ситдиков изумленно уставился на коллегу. Я тоже несказанно удивился.

– Я? – спросил я.

– Да, – подтвердил милиционер. – Давай, давай, иди. Надоел уже. Проваливай.

Ситдиков хотел было возразить, но лицо Полупана налилось и превратилось в камень. А что можно возразить булыжнику?

– Под твою ответственность, – все-таки выдавил из себя прокурор.

– Конечно.

От недоумения я потерял способность двигаться.

– Тебя пинками, что ли выгнать? – раздраженно спросил Полупан.

Я подумал, что пинками не надо и встал.

– Стой, осадил Полупан. – Ты куда сейчас?

– В отель.

– Ладно, никуда из города не уезжай без моего разрешения.

Я хорошо знал дорогу до гостиницы. В сизом вечере вульгарно светился бутик «Париж», метрах в пятидесяти от него пугающе темнела подворотня, в которой честный грабитель отобрал у меня портфель. А после нее уже совсем близко, через площадь, истыканную неоновыми фонарями, виднелся мой временный приют.

– Опять подрался? – как-то буднично спросил Спартак.

– Мне нужна зеленка и бинты или лейкопластырь.

– Легко.

Я взял ключ и поднялся в номер.

Лоскуты, в которые превратилась новая одежда, рассыпались при малейшем прикосновении. Без очков я не мог, как следует рассмотреть весь ущерб, нанесенный моему телу, и это было благом для моих нервов, но если судить по восхищенным возгласам, которые стал извергать Спартак, притащивший медикаменты, он был немалым.