– Завтрак?

Не совсем проснувшийся Пороховая Гузка сел на своих одеялах.

– Есть завтрак?

И тут он увидел Розу, и рот у него расплылся до ушей.

– Роза! И ты зажарила колбаски?! Я-то думал, у нас опять будет овсяная каша!

Можно подумать, она спасла его от смерти.

Мы пили чай, ели колбаски и жареный картофель. Поначалу я решил, что ничего не стану есть. Но потом все-таки умял немного. А потом доел остаток своей доли, даром, что ли, Роза состряпала все это, к тому же колбаски с жареной картошкой были ужасно вкусными.

– Но ты не воображай, что я передумал из-за того, что ты явилась сюда со своей сковородкой, – пробурчал я с набитым ртом. – Как поешь, двинешь домой!

Роза фыркнула:

– Знаешь, что сказал Нико? Он сказал, что от сковородки больше пользы, чем от меча.

– Да, могу поверить, – кисло, сквозь зубы, процедил я. – Нико не очень-то дружен с мечом. Но тебе все одно надо домой!

Мы собрали поклажу. У Матиаса это заняло всего лишь миг. Но мы с Пороховой Гузкой провозились немного дольше. А Роза, само собой, справилась последней со всей той утварью, какую ей надо было уложить.

– Пороховая Гузка, хочешь поехать с Розой домой? – спросил я.

– Еще бы! – ответил он. – Но я рассчитывал ехать с тобой и дальше.

– Не думай обо мне, – обратилась Роза к Пороховой Гузке. – Я и сама управлюсь.

Она просунула руки в лямки дровяной корзины и приготовилась идти. Корзина торчала у нее над головой и выступала по бокам. Корзина на двух ногах – вот на что она была похожа!

– А ты одна доберешься до дома? – спросил я.

– Не думай обо мне, – снова повторила она, и мне стало ясно, что она не собирается домой.

Что ж, тогда мы уедем от нее. С этой корзиной на спине у нее не было ни малейшей надежды в этой юдоли земной угнаться за тремя всадниками. Так что раньше или позже она сдастся и повернет обратно. Как ни крути, это было лучше, чем возвращать ее силой и привязывать к лошади Пороховой Гузки.

– В путь! – сказал я и вскочил на спину Хеллы. И мы поскакали. И само собой, Роза последовала за нами.

– Она идет следом за нами, – произнес Пороховая Гузка, когда мы проехали некоторую часть пути.

– Мне ли этого не знать! – сквозь зубы ответил я. – Но она скоро устанет.

Я слышал, как она идет за нами. С каждым ее шагом что-то звенело, и этот звук напоминал о сковородке и чайных котелках. И о колбасках с картошкой. Но я не собирался оглядываться.

Время шло, и точно так же шло оно для Розы. Милю за милей следовала она вместе с нами, отставая все больше и больше. А под конец ее можно было различить только на долгих прямых участках дороги – крохотный муравьишка, ползущий за нашими спинами, крохотный муравьишка с огромнейшей корзиной.

– А мы не подождем ее? – спросил Пороховая Гузка.

– Нет! – снова стиснув зубы, ответил я. – Она сказала, что справится сама. Так что – пожалуйста, вольному воля. Коли мы ей поможем, нам никогда не избавиться от нее.

– Ну да… стало быть… она ведь, несмотря на все… я думаю, она ведь девочка.

– Ну и что?

– Да ничего, – пробормотал, глядя в сторону, Пороховая Гузка.

Но он продолжал вертеть головой и оглядываться, хотя Роза уже совсем исчезла из виду. Я прекрасно понимал, почему он беспокоился. Что ни говори, она была одна и выбивалась из сил.

Было тепло, и мы, и лошади покрылись потом. Дорога была не широка, всего лишь колея от колес, но такая сухая, что охряно – желтая пыль, поднимаясь ввысь при каждом лошадином шаге, оседала на их ногах и шеях да и на влажной коже людей. Рой мелких черных мушек кружился над нами, и Хелла трясла головой, била хвостом, чтобы избавиться от них.

Я попытался было заставить себя не думать о Розе, что с трудом волочила свою огромную корзину, но это было нелегко.

– Там впереди, чуть подальше, – ручей, – известил меня Пороховая Гузка. – Нельзя ли сделать там привал? Я весь в поту.

Матиас молча кивнул. И немного погодя мы и вправду подъехали к ручью. Лошади сами по себе остановились и погрузили морды в прохладную воду, а я, преисполненный благодарности, соскочил со спины Хеллы и ополоснул водой голову и шею.

Пороховая Гузка окунул всю голову целиком, а потом отряхивался, будто пес, да так, что капли воды летели с его рыжих волос.

Матиас вытащил сплющенную кастрюлю и набрал в нее воды. Потом насыпал немного крупы в воду, помешал и выставил кастрюлю на солнце.

– А нельзя ее вскипятить? – спросил я, в сомнении глядя на водянистую серую гущу.

– Незачем! – ответил Матиас и улегся в траву в тени березы. – Погоди немного!

Он надвинул свою старую засаленную кожаную шляпу на глаза и приготовился вздремнуть.

«Ну да, – подумал я, – ведь он произнес целых три слова подряд. От этого с непривычки устают».

Появился Пороховая Гузка и заглянул в котелок.

– Что, опять овсяная каша? – мрачно спросил он.

Я кивнул. Пороховая Гузка вздохнул и еще больше помрачнел.

– А у нас колбасок больше нет?

– Не-а, – ответил я. – Но тебе нечего жаловаться. Овсяная каша – замечательно питательная и сытная дорожная снедь. А еще выгодная: сам видишь, не надо даже разжигать костер.

Я слегка помешал кашу в котелке. Крупинки уже начали впитывать воду и взбухли. Через час эта каша наверняка будет вполне съедобна. Вот так-то!

Матиас, ясное дело, не думал ехать сразу же дальше. Пороховая Гузка, рыская вокруг по поросшим вереском склонам, отыскал несколько ягод черники. Они еще не совсем созрели и были довольно кислыми, но все же забивали вкус дорожной пыли.

Через час мы ели овсяную кашу. И накануне-то холодная каша была не больно вкусной, а эта холодная мешанина совсем никуда не годилась. Крупинки взбухли и, похоже, настоящей кашей так и не стали, а у нас по-прежнему не было ни меда, ни яблок или чего-либо другого, чем можно было ее сдобрить. Матиас посыпал свою кашу солью и молча протянул мне маленький соляной мешочек. Соль чуточку улучшила вкус, но не намного. Я все-таки быстро съел ее и потому, что был голоден, и потому, что хотел ехать дальше. Коли мы поскорее не тронемся снова в путь, Роза…

– Эй! Послушайте!..

Я обернулся. Я бы никогда не поверил, что она сможет так быстро нас догнать, но вот она уже идет сюда, мокрая насквозь от пота и еще запылен-нее, чем я. Ей пришлось немного наклониться вперед, чтобы нести огромную корзину, и косы ее метались туда-сюда при ходьбе. Но она улыбалась торжествующей улыбкой. При виде ее лицо Пороховой Гузки просветлело.