но в них появилось недоверие к своему начальству. Князь Меншиков впал в мрачное настроение, но император Николай поддерживал его своими письмами.

Тем не менее штурм Севастополя этими действиями был сорван, что дало время гораздо лучше укрепить город.

В конце 1854 года в Вене начались переговоры между воюющими сторонами, но они так ни к чему и не привели и были прерваны. А 14 (26) января 1855 года в войну вступило Сардинское королевство, имевшее договор с Францией, в результате чего в Крым был направлен 15-тысячный пьемонтский корпус.

5 (17) февраля русские войска под командованием генерала С.А. Хрулева предприняли неудачную попытку освобождения Евпатории, и это подтолкнуло Николая I к отставке главнокомандующего А.С. Меншикова.

Историк Уильям Стирнс Дэвис отмечает:

«Англичане предоставили большинство необходимых для войны судов, но все время осады французских пехотинцев в ней участвовало больше, чем английских. Поэтому французы пропорционально делали больше, чем англичане <…> Тогда говорили, что французские солдаты лучше британских переносили ужасный холод и другие трудности зимы».[156]

7 (19) марта погиб контр-адмирал Владимир Иванович Истомин: ему оторвало ядром голову, когда он выходил из своей землянки. А 28 марта (9 апреля) началась вторая мощная бомбардировка Севастополя, однако героическое сопротивление защитников города вынудило союзников вновь отложить штурм.

12 (24) мая англо-французский флот занял Керчь, и все русские корабли там были сожжены.

Под Севастополем же союзникам удалось вплотную подойти к Малахову кургану – ключу к обороне города. При этом 30 июня (12 июля) погиб «отец-благодетель» защитников Севастополя Павел Степанович Нахимов. 28 июня он был смертельно поражен пулей вражеского снайпера при осмотре оборонительной линии в районе Малахова кургана. Он выделялся на фоне свиты своим адмиральским мундиром и не мог не привлечь к себе внимания, однако, несмотря на мольбы подчиненных, не уходил в укрытие. Это и привело к беде: пуля попала Павлу Степановичу в голову, и он вскоре скончался.

После этой страшной утраты среди защитников Севастополя из знаковых фигур остался только генерал-адъютант Э.И. Тотлебен.

Интересно отметить, что смерть русского адмирала Нахимова во многом схожа со смертью другого великого адмирала, британского – Горацио Нельсона. Тот, подобно Нахимову, тоже погиб при Трафальгаре не вместе со своим кораблем, а был сражен метким ружейным выстрелом.

4 (16) августа 1855 года русские войска предприняли последнюю попытку снятия блокады города, но в сражении у Черной речки потерпели поражение, потеряв более 8000 человек. Это сражение не переменило взаимного положения противников. Бомбардировки Севастополя шли одна за другой, и потери русских при этом составляли по 500–1000 человек в день.

В результате лишь 27 августа (8 сентября) 1955 года после шестой по счету бомбардировки был начат общий штурм города, и Малахов курган пал. После этого русские войска оставили Севастополь, а все сохранившиеся к тому моменту русские корабли были затоплены. Город был зажжен, а пороховые погреба взорваны.

Занятие Севастополя не изменило решимости русских продолжать неравную борьбу. Русская армия (11 5000 человек) расположилась вдоль северного берега большой бухты, союзные же войска (более 150 000 одной пехоты) заняли позиции от Байдарской долины к Чоргуну, по Черной реке и по южному берегу большой бухты. В военных действиях наступило затишье.

* * *

После падения Севастополя в лагере союзников начались разногласия: Великобритания хотела продолжать войну, а Франция – нет. Более того, Наполеон III даже начал тайные переговоры с Россией.

В середине октября 1855 года Александр II – его отец, Николай I, умер 18 февраля (2 марта) 1855 года – впервые получил известие, что Наполеон III желал бы начать с ним «непосредственные» контакты. Другими словами, император французов дал понять, что он нисколько не связан союзом с Великобританией и не очень доволен ходом событий.

Итак, Наполеон III пришел к выводу, что воевать дальше ему незачем, а вот англичане хотели продолжать войну.

Британская дипломатия готова была, во-первых, отхватить весь Крым и «возвратить» его Турции, затем высадиться на Кавказе, отнять Грузию и весь юго-восточный Кавказ, создать для Шамиля «Черкесию», а самого Шамиля превратить в верного Турции и Великобритании вассала, призванного преграждать дорогу русскому продвижению в Персию.

Но Наполеону III совсем не нужно было такое усиление Великобритании. Напротив, в России он уже начал усматривать весьма полезный противовес англичанам. Проливать же французскую кровь где-то на Кавказе казалось Наполеону III делом совершенно бессмысленным. И он дал разрешение графу де Морни завязать «частным порядком» сношения с Россией.

И тут надо отметить, что Шарль-Огюст де Морни был единоутробным младшим братом Наполеона III (их матерью была Гортензия де Богарне, дочь Жозефины Бонапарт от первого брака и жена Луи Бонапарта). Он родился в 1811 году от связи Гортензии с генералом Шарлем де Флао, а с ноября 1854 года до мая 1856 года был президентом Законодательного корпуса. Потом он стал французским послом в Санкт-Петербурге, где в продолжение семейной традиции союзов с бастардами женился на княжне Софье Трубецкой (предположительно дочери Николая I). Так вот, этот человек направил к Александру Михайловичу Горчакову, русскому послу в Вене, своего агента, и тот сообщил, что получил от своего парижского друга банкира Эрланже письмо, в котором тот рассказывал об «интересном разговоре», бывшем у него с графом де Морни.

Граф находил, что пора бы французам и русским прекратить бесполезную бойню. А.М. Горчаков немедленно уведомил об этом своего императора и, не дожидаясь ответа, заявил, что сам он разделяет мнение о желательности прямого диалога с Францией, а также считает, что сближение между Францией и Россией может быть в высшей степени полезно для этих держав.

«Я убежден, – писал А.М. Горчаков, – что император Наполеон III, просвещенный опытом и ведомый духом здравого смысла и умеренности, не захочет встать на путь бесконечных завоеваний, как это делал его великий дядя. Позволю себе напомнить, что вершиной могущества Наполеона I было время его тесного единения с Россией. Не задаваясь мыслью о возврате к этим героическим временам, я верю, что мы с господином де Морни, по мере наших сил, могли бы способствовать величию наших двух стран путем их устойчивого сближения. Необходимо только, чтобы основы этого сближения соответствовали обоюдному достоинству двух народов».[157]

Последняя фраза Горчакова означала, что Россия надеется на содействие Франции в выработке более приемлемых для нее условий мирного договора.

Граф де Морни понял, что это – прямой намек на грозящее России требование об обязательном ограничении военного флота на Черном море. Он ответил Горчакову мягким отказом: Франция не свободна в определении условий мира, нельзя требовать от Наполеона III и от Великобритании, после всех жертв, понесенных ими под Севастополем, чтобы они отказались от этого требования.

«Единственно, чего можно было бы достигнуть в сложившейся ситуации, – писал де Морни, – это заменить ограничения русских военно-морских сил в Черноморском бассейне “нейтрализацией” Черного моря».[158] Подобная альтернатива, по его мнению, была менее оскорбительной для национального самолюбия России.

За этим последовали тайные переговоры в Париже. Но тут русский канцлер К.В. Нессельроде, не любивший Горчакова, вдруг заявил, что отныне сам будет вести конфиденциальные переговоры,