– Оторви ублюдку голову, – сказал он.

Без всякого сомнения Ангелина выполнила бы этот приказ, но в это время проснулся мальчик.

– Папа! – сказал он, в ужасе глядя на искалеченного Олега и темнокожую женщину, сидевшую на нем, подобно стервятнику.

– Надо же, – усмехнулся Переплет, – как это трогательно. Ладно, оставь его…

– Повезло отребью! – Ангелина ударила напоследок Швецова в солнечное сплетение. Тот согнулся. Ребенок заплакал.

– Я ведь сказал – оставь!.. – раздраженно рявкнул Александр и поднял ребенка на руки.

Стал покачивать, ласково нашептывая что-то на ушко. Малыш притих, прислушиваясь, заморгал часто, потом вовсе закрыл глаза. Переплет поднял его на руки и прижал к себе. Мальчик уже спал.

Швецов посмотрел искоса на Переплета. Подняться не пытался, сплюнул на пол кровью.

– Лучше тебе помолчать! – дал совет Акентьев, стоя над ним. – И послушать, что я сейчас скажу…

Олег молчал.

– Ты больше никогда пальцем не прикоснешься ни к кому из своих детей. Их у тебя больше нет, ясно? Попытаешься еще раз выкинуть что-нибудь подобное, и я тебя убью. Убью, не задумываясь.

Он пошел к выходу.

В глазах Ангелины ясно читалось сожаление. Она предпочла бы покончить со Швецовым и остальными бомжами прямо сейчас. Погрозила пальцем – темный тонкий палец с алым ногтем. Олег стонал сквозь стиснутые зубы.

Спустя двадцать минут Александр со все еще спящим малышом на руках звонил в двери родительской квартиры. Один, без своей вечной спутницы – Ангелина поехала заниматься его делами. У Александра Акентьева теперь было много дел. Альбина открыла – не успел он еще отпустить пуговку звонка.

– Я почувствовала, – объяснила она торопливо, – что ты идешь!

Смотрела не на ребенка, не на спасенного сына, а на него, на Переплета. Он прошел в дом, пронес мальчика в ее комнату. За ним свитой шли Альбина и Акентьева – режиссер все-таки поехал в ГУВД просить поддержки у старого знакомого. Альбина осмотрела сына, переодела и уложила в постель. Он так и не проснулся.

– С ним все будет хорошо, – сказал Акентьев. – Я обещаю.

Альбина повернулась к нему. Акентьева смотрела на них растерянно, чувствуя, что происходит нечто странное. Александр сжал ее руки, протянутые к нему……

– Мне холодно,…– сказала она и вдруг потеряла сознание.

Переплет успел подхватить ее, положил на диван, рядом с ребенком.

– Боже мой, – закудахтала его мать, бросилась в кухню за полотенцем и лекарствами. – Нужно врача позвать…

– Все хорошо, – повторил спокойно Переплет и, присев рядом на кровать, погладил волосы Альбины. – Все будет хорошо! Ты просто устала!

Спустя несколько дней они переселились на новую квартиру, которую Александр Акентьев получил в придачу к посту в городском управлении. За время, что Переплет отсутствовал, многое переменилось. Новые люди, новые законы. Однако для него, казалось, все осталось по-прежнему. Везде он был своим человеком, и все ему удавалось так быстро и успешно, словно стояла за ним чья-то могущественная рука. А прогремевший вскоре августовский путч не только не помешал его карьере, но, напротив, расчистил ему окончательно дорогу наверх…

* * *

Путч Домовой воспринял без излишнего трагизма – столько всего произошло в его личной жизни, столько было тревог и радостей за последнее время. Так что в эти дни проявил он себя как человек абсолютно несознательный. Однако не ощутить атмосферу подавленности, господствовавшую тогда в обществе, конечно, не мог. В курилке «Ленинца» шли жаркие споры на тему: что сейчас будет. По выражению лица гэбиста Колесникова нельзя было сказать ничего определенного. Судя по всему, никакой особой информацией он не располагал.

Гертруда Яковлевна радовалась, что внучка оказалась за границей и видела в этом перст судьбы. То рвалась на несуществующие пока баррикады, то советовала сыну бежать за границу. Вадим же решил следовать старому правилу – делай, что должен, и будь, что будет. Все равно, других вариантов, по здравому размышлению, у него не было. В одном он был согласен с матерью – чем дальше сейчас отсюда Верочка, тем лучше. В этой стране чудес никогда вперед не угадаешь, чем дело кончится.

А кончилось все неожиданно быстро и почти бескровно, ибо несколько погибших человек для такого события, для такой страны – это действительно чудо. Независимые эксперты, не зависевшие ни от чего, кроме собственных политических пристрастий, глухо каркали о провокации, побежденные награждали друг друга орденами страны, окончательно исчезнувшей с карты мира, победители поминали героев, павших за свободу. Волна самоубийств, прокатившаяся вскоре среди госчиновников, не обошла стороной и «Ленинец».

Об этом Вадим узнал во время очередного перекура от Корнеева, который всегда все узнавал одним из первых.

– Хитянин?! – Вадим хорошо его помнил – человек спокойный, уравновешенный, как и полагалось начальнику административно-хозяйственной части. – Да он тут при чем?

– Кто его знает?! – пожал плечами Корнеев. – Может, он втайне мечтал о реанимации старого строя. Может быть, у него дома портреты вождей заместо иконостаса висели?! Теперь уже не скажешь! А может, и путч здесь ни при чем. Просто приперло. Чужая душа потемки!

Вадиму такое совпадение показалось невероятным, но не хотелось начинать спор. Споров и так хватало вокруг. Хитянин… Он тоже пожал плечами. Кто знает!

Было около шести часов утра, светло и тихо. И даже мерный рокот двигателя казался кощунственным – разрушающим эту благодатную тишину. Яхта была построена на английской верфи год тому назад по специальному заказу Егора Курбатова. Пятьдесят метров в длину, семь в ширину. Рядом с названием «Балтика», выписанным черными буквами на белоснежном борту, красовался герб организации, которую представлял в России Егор Курбатов. Герб изображал некое чешуйчатое существо, державшее на себе якорь и щит.

Тот же самый герб присутствовал на вымпеле, который развевался на флагштоке. Ветер трепал вымпел, над водой вслед за яхтой летела большая морская чайка. Водные путешествия за последнее время стали частью жизни Курбатова.

– Какого дьявола вы вытащили меня в такую рань?! – спросил он, вглядываясь в темные невские воды с таким видом, словно надеялся разглядеть там набитый сокровищами галеон.

Его спутник, напротив, устремил взгляд к облакам, которые тянулись ровной цепочкой по нежно-голубому небу.

– По ряду объективных причин, – сказал он спокойно, – начнем с того, что сегодня первый солнечный день за последнее время. Уверяю вас, ползать по этим ржавым развалинам в непогоду – занятие не из приятных. Кроме того, как я уже говорил, у нашего бомжа есть гонор. Похоже, ему здорово досталось в жизни!