Я сообщил Любе, что добрался хорошо, мы поболтали по телефону, затем я известил учеников, что репетитор снова в городе и можно составлять новый график занятий. Позже, погруженный в компьютерную игру, я иногда возвращался в реальность, взгляд прыгал на часы. Время за полночь, а Маши не было. Почему-то я волновался. Образ жизни Маши допускал все что угодно, в любой миг могло случиться страшное и даже худшее. Будь у меня на Машу влияние или какие-то права, пусть самые маленькие, я запретил бы ей гулять до ночи. Как минимум, просил бы сообщать, где она и когда придет. К сожалению, права соседа по квартире таких возможностей не давали, и вызванную беспокойством заботу Маша примет за вторжение в личную жизнь.

Домой она пришла в три часа ночи. «Пришла» – неправильное слово, ноги ей не повиновались. В замке провернулся ключ, входная дверь отворилась, и мой взгляд, направленный на уровень лица Маши, действительно обнаружил там Машу – на руках здоровенного мужика в классическом черном костюме при галстуке. Пришлось перевести взгляд выше, почти под потолок. Доброжелательности и других эмоций на увиденном там лице не было ни на грош, только деловитая отстраненность. Я тоже гляжу на мир отстраненно, но моя бесстрастность – от натуры интроверта, не я существую в большом интересном мире, а мир существует вокруг меня, и, по собственному желанию или вынужденно, я иногда снисхожу до соприкосновения с ним. Маша смотрела на мир иначе, она любила жизнь, и жизнь в ответ любила ее, причем во всех смыслах, как положительных, так и не очень.

Доставивший Машу мужчина выглядел крупным бизнесменом, но выражением «морды лица» (в его случае подходило именно это расхожее словосочетание) относился, скорее, к противоположному лагерю – к тем, кто бизнесменов потрошит и окучивает. Впрочем, бизнесмены бывают разные, мои знания о них – в основном из кинофильмов.

Здоровяк пронес Машу в гостиную, положил бесчувственное тело на диван и вышел, не сказав ни слова. У меня вопросы тоже остались при себе, отвлекать такого человека, олицетворявшего выражение «ходячая неприятность», не хотелось.

Происходившее с Машей в чувство ее не привело. Еще не ложившийся, я сразу вышел. В нос ударил запах алкоголя, заполнявший квартиру. Опять на те же грабли?!

Машу принесли одетой, так она ходила по улице – в куртке с меховой оторочкой, вязаной шапочке и высоких ботинках на шнуровке. Всю одежду, от кофты под распахнутой курткой до яркой шерстяной юбки, пропитали следы отторгнутого желудком. Вид предельно отвратный. И запах. И вообще. Свинское состояние – признак свиньи. Лучшее, что я мог сделать – уйти к себе и закрыть дверь, совесть требовала оставить Машу как есть, чтобы утром ее собственная совесть тыкала в глаза: «Посмотри на себя. Не стыдно? Как докатилась до такого?» Другая часть моей совести возражала первой части: «Нельзя оставлять человека в беде, надо помочь».

Что сделала бы Люба на моем месте? Такой вопрос даже не встанет, помощь ближнему у Любы в приоритете.

Я выдохнул и взялся за дело.

Не понимаю, как можно не очнуться, когда с тобой творят такое. Маша напоминала куклу, ей было все равно, что с ней делают, руки и ноги болтались плетьми, только лицо иногда морщилось, и я боялся, что последует очередное извержение. К счастью, обошлось, наполнение желудка вышло наружу задолго до возвращения домой, а позже, как видно, ничего нового туда не поступало.

На пол отправились шапка, куртка, ботинки, с трудом снятая кофта…

Край юбки выпал из рук, едва я приподнял его. На Маше не было нижнего белья!

Я сглотнул и огляделся. Что делать?

Для начала нужно открыть комнату Маши. Связка ее ключей, оставленная здоровенным доброхотом, все еще торчала снаружи в замке входной двери. Я запер дверь в квартиру и отпер спальню Маши. Как и прежде, внутри царил бардак. Все было как раньше, только на стене появился календарь на текущий год, и на комоде из груды вещей выглядывала яркая коробочка, раньше я ее не видел. Не видел потому, что не торчала так явно. Новый гаджет, очередной подарок? Взыграло любопытство. Бессовестно шариться по выдвижным ящикам и полочкам я, конечно же, не буду, я не такой, но почему не глянуть, если вещь лежит на виду?

Лучше бы не глядел. И хорошо, что Маша в отключке, не видит моей реакции. В коробке с прозрачным верхом лежал силиконовый заменитель мужчины. На присоске. Размер присоски намекал, что следы мне знакомы. Я боялся обернуться к зеркалу шкафа.

Не зря боялся.

Пылая ушами, я расстелил постель, вернулся в гостиную, избавил Машу от последних вещей, натянул на нее снятые с сушилки трусики и перенес в кровать. Безвольное тело покорно принимало все, что с ним совершали.

Отсутствие нижнего белья не давало успокоиться: Маша сняла его сама или кто-то снял его позже, когда она собой не владела? Возможно, утром придется звонить в полицию, но сначала дождусь, пока Маша проснется и придет в себя, нельзя предъявлять ее полиции в таком виде.

В постели у меня дрожали руки. Заснуть после такого? Ага, попробуйте.

Надо отвлечься, иначе неизвестно, чем кончится дело. Что только не лезет в голову, когда в соседней кровати лежит не осознающее, что с ним творят, безвольное женское тело.

На открытом ноутбуке вспыхнул новорожденный текстовый файл – пустой, как межзвездный вакуум, и светлый, как мои надежды на счастье. Возникло заглавие: «Любить – значит, верить». Это будет рассказ. Про чужую жизнь. Другие люди будут решать свои проблемы.

Я еще не писал рассказов. Оказалось, это очень просто. Нужно представить других людей, влезть в их шкуру и описать, что они чувствуют, когда жизнь возьмет за жабры.

Спать я лег после того, как шторы осветились первыми рассветными лучами.

***

В едва разлепившиеся после бессонной ночи глаза бил яркий свет, солнце стояло почти в зените. За дверью было слышно, как Маша ходила то в ванную, то на кухню. Вставать не хотелось. Я потянулся к ноутбуку. По пути рука задела и потянула за собой зарядное устройство, оно грохнулось на пол. Пришлось вставать и класть его на место. По звукам Маша догадалась, что я проснулся.

– Алик, не спишь?

С той стороны двери послышались шаги, они приближались. Я еще не одевался, поэтому прыгнул обратно в кровать и натянул одеяло по горло.

– Не заперто.

Маша вошла. Для посещения комнаты одиноко живущего парня ее одежда не предназначалась, но футболка и трусики давно стали домашней одеждой.