– Очень хорошо. Мы все еще не можем со всей уверенностью утверждать, был ли этот язык, язык символов, изобретен или просто открыт, но все-таки больше похоже на то…

– На то, что его открыли, – подхватил Малкольм. – Но все-таки здесь не так, как с теоремой Пифагора. Доказать здесь ничего нельзя. Все зависит от… от…

– Да?

– С этим языком все зависит от того, есть ли на свете люди, которые могут его увидеть. А теорема не зависит.

– Абсолютно верно!

– Но все-таки отчасти этот язык изобрели. Если бы не было людей, способных его увидеть, он был бы как… Ну, его все равно что не было бы вообще. Выходит, это что-то вроде квантовой теории! Там ведь тоже так: есть такие вещи, которые не могут случиться до тех пор, пока ты на них не посмотришь. Мы смотрим – и как будто вкладываем в них кусочек себя.

Малкольм откинулся на спинку кресла. Голова у него немного шла кругом. В комнате было тепло, в кресле – удобно, на столике стояла тарелка с печеньем. Но если на кухне у мамы он чувствовал себя в безопасности, то здесь, в этой маленькой гостиной доктора Релф, его охватывало совсем иное, удивительное чувство. Он ощущал, каким огромным может оказаться этот мир. И понимал, что поделиться этим не сможет ни с кем, кроме Асты.

– Мне уже скоро пора идти, – сказал он.

– Ты хорошо поработал.

– А это была работа?

– По-моему, да. А ты как думаешь?

– Наверное. А можно мне посмотреть на алетиометр?

– Боюсь, что нет. Его нельзя выносить из библиотеки. У нас он всего один. Но есть картинка.

Ханна достала из ящика стола свернутый вчетверо лист бумаги и протянула его Малкольму. Тот развернул и увидел чертеж: большой круг со шкалой по краю. Тридцать шесть делений, и в каждой – картинка: муравей, дерево, якорь, песочные часы.

– А вот и улей, – заметил он.

– Возьми себе, – предложила Ханна. – Я пользовалась этим чертежом, пока заучивала символы, но теперь я их уже знаю.

– Спасибо! Я тоже их заучу!

– Есть один способ, как быстрее запомнить. Расскажу в другой раз. А пока что лучше выбери какой-нибудь один символ и просто о нем подумай. Какие ассоциации он у тебя вызывает? Что он может обозначать?

– Хорошо, попробую. Но этот чертеж… – он запнулся. Этот круг, разделенный на ячейки, кое о чем ему напомнил.

– Что?

– Это похоже на одну штуку, которую я недавно видел…

И Малкольм рассказал о лучистом кольце, которое ему почудилось той ночью, когда в «Форель» пришел лорд Азриэл. Доктор Релф выслушала его с интересом.

– Похоже на ауру мигрени, – сказала она. – У тебя бывают сильные головные боли?

– Нет, ни разу не было.

– Значит, просто аура. Возможно, когда-нибудь ты увидишь ее снова. А вторая книга тебе понравилась? Про Шелковый путь?

– О! Теперь я больше всего на свете хочу побывать в тех местах!

– Может, когда-нибудь и побываешь.

В тот вечер «Прекрасная дикарка» вернулась – кое-кто привел ее обратно.

Только Малкольм закончил ужинать и отнес миску из-под десерта в раковину, как в дверь постучали – в ту, что вела в кухню из сада. Обычно через нее никто не ходил. Малкольм вопросительно поглядел на маму, но она хлопотала у плиты, а он был ближе к двери, так что он подошел и слегка ее приоткрыл.

На крыльце стоял незнакомый мужчина в кожаной куртке и широкополой шляпе, вокруг шеи у него был повязан бело-синий платок в горох. Было что-то необычное в его одежде, непривычное в том, как он держался, и Малкольм сразу подумал: это цыган.

– Ты Малкольм? – спросил тот.

– Да, – ответил мальчик почти в один голос с мамой, которая спросила:

– Кто это там?

Незнакомец шагнул вперед, на свет, и снял шляпу. Лет ему было около пятидесяти, жилистый, со смуглой кожей. Выглядел он спокойным и вежливым, а деймоном у него была большая красивая кошка.

– Фардер Корам, мэм, – представился он. – У меня тут кое-что для Малкольма, я передам ему, если вы его на минутку позовете.

– Что-то для Малкольма? И что же это? Входите и передайте ему это здесь, – сказала мама.

– Оно малость великовато для кухни, – ответил цыган. – Да я к Малкольму буквально на пару минут, если позволите. Мне нужно ему кое-что объяснить.

Мамин деймон-барсук выбрался из угла, где сидел, и вразвалочку подошел к двери. Они с кошкой потрогали друг друга носами и о чем-то пошептались. Миссис Полстед кивнула.

– Давайте, – сказала она.

Малкольм вытер руки и вышел на двор. Дождь уже перестал, но воздух был насыщен влагой, а квадраты света, падавшего из окон, лежали на траве и террасе в туманном ореоле, словно этим вечером все погрузилось под воду.

Незнакомец сошел с террасы в сад и зашагал вниз, к реке. На мокрой траве темнела цепочка следов – там, где он поднимался к их дому.

– Помнишь лорда Азриэла? – спросил Корам.

– Да. Это…

– Он поручил мне привести назад твою лодку и просил передать большое спасибо. Он надеется, ты останешься доволен тем, в каком состоянии он ее возвращает.

Зайдя в тень, куда не доставал свет из окон, Корам чиркнул спичкой и зажег фонарь. Он поправил фитиль, закрыл стекло, и яркий луч упал на лужайку и дальше, на маленькую пристань, где покачивалась на воде надежно пришвартованная «Прекрасная дикарка».

Малкольм побежал смотреть. Река вздулась и его любимое каноэ качалось на волнах выше обычного, но он сразу же увидел, что над лодкой потрудились на славу.

– Название… ой, спасибо!

Название лодки было с большим мастерством выведено красной краской и обведено тонкой белой линией – он сам ни за что бы так не смог. Надпись красовалась на зеленом борту, который… Несмотря на мокрую траву, Малкольм встал на колени, чтобы рассмотреть поближе. Что-то в ней изменилось.

– Она побывала в руках самого лучшего лодочника на английских реках, – сказал Фардер Корам. – Каждый дюйм осмотрен и укреплен, а краска специальная – защищает от обрастания. Но это не единственное ее достоинство. Теперь твоя лодка будет самой быстрой на Темзе – ну, кроме настоящих цыганских лодок, конечно. Пройдет через любые воды, как горячий нож сквозь масло.

Зачарованный Малкольм потрогал борт.

– А теперь дай-ка я покажу тебе еще кое-что. Видишь вон те скобки на планшире?

– Для чего они?

Цыган поднял со дна каноэ пучок длинных, тонких прутьев орешника. Взяв один, он протянул остальные Малкольму, а потом засунул конец прута в скобку на дальней стороне каноэ, согнул по направлению к себе, и вставил другой конец в скобку на ближней. Над лодкой поднялся ровный обруч.