— Как ты сам.

— Каким я когда-то был, — поправил Джед. Через минуту-две старик проворчал:

— Не хотел говорить тебе раньше, но у меня судороги в ноге. Сильнее, чем обычно.

Керби оцепенел. Он знал Джеда лет двадцать, а то и больше. И почти все это время старик исправно работал. Он, правда, иногда исчезал на год, а то и на два, но всегда возвращался.

— Ноги у меня беспокойные такие, — объяснял он. Поэтому и в шотландце распознал, очевидно, родственную душу.

— Покажу тебя врачу в фактории Хэйли, — сказал Керби.

И когда Джед ничего на это не возразил, у Керби сжалось сердце. Он вытянулся на койке, закрыл глаза и отдался во власть беспокойных мыслей. О Джеде, и о том, почему до сих пор не вернулся Дэмиен, и как бы успеть вовремя в Абилену без дальнейших проволочек и несчастных случаев. Но больше всего тревожила Керби мысль о том, что на него охотятся, что кто-то выжидает случая, подстерегает, чтобы его убить.

Есть три человека, которые на это способны. Их имена ему известны. Он вспомнил этих людей, а заодно — себя самого в те времена, когда знал их. И беспокойство мучило его весь этот долгий, знойный, исполненный боли день.* * * Дрю направил лошадь к отбившейся корове и без особых затруднений вернул ее в стадо. Он не возражал бы и еще против подобной выходки своих подопечных. Все, что угодно, черт побери, только бы не думать о Габриэль!

Из-за угрозы нападения индейцев фургоны теперь шли один за другим, не опережая стадо на несколько миль, поэтому он мог видеть заднюю стенку хозяйственного фургона, подпрыгивающего на старых выбоинах и рытвинах. Если же ехать с левой стороны — увидишь саму Габриэль. «Не смей о ней думать. Думай о чем-нибудь еще. О своем будущем ранчо. О Бене и Элизабет. О ком угодно, только не о Габриэль!»

И Дрю стал думать об индейцах — правда, он не: так уж много о них знал. Он встречал их иногда в городах, обычно пеших, слышал рассказы о том, как они великолепно ездят верхом, а также об их жестокости и варварском обращении с пленниками. Словом, Дрю слышал о них достаточно, чтобы захотеть узнать побольше о диких жителях прерий. Шотландская кровь будила в нем сочувствие к народу, который отчаянно боролся за свою свободу и независимость. Так несколько веков назад боролся против англичан его собственный народ. И тоже был распят и утоплен в крови.

Поглощенный мрачными раздумьями — которые все же не были так тяжелы, как мысли о женщине, правящей хозяйственным фургоном, — Дрю увидел, как к стаду подъехал Дэмиен.

Он пришпорил коня и помчался навстречу, недоумевая, почему парень так надолго пропал. Дрю знал, что Керби чертовски беспокоится о племяннике.

— Впереди встретил небольшой кавалерийский отряд, — объяснил Дэмиен, — и лейтенант сказал, что мятежники из племени киова бежали из резервации вместе с семьями. Они к северу от нас. Бежали также индейцы из племени юта. Эти два племени смертельно враждуют между собой. И обоим племенам нужно съестное.

Дрю хмуро пробормотал:

— Только этого нам не хватало — угодить в пекло индейской междоусобицы.

Дэмиен задумался на минуту, а потом добавил:

— Дядя Керби говорит, что ты хорошо стреляешь. Поезжай тогда с фургонами.

И, не дожидаясь ответа, Дэмиен поскакал предупредить других погонщиков.

Дрю дал коню шпоры и помчался к главному фургону. Доскакав, он придержал коня и поравнялся с Джедом. Тот привычно заворчал. Керби, очень бледный, с перевязанной головой, сидел рядом с поваром на козлах с ружьем в руках.

Он кивком приветствовал Дрю:

— Дэмиен рассказал тебе, что случилось?

Дрю тоже кивнул.

— Нам нельзя потерять фургоны — на индейской территории их ничем не заменить.

— Да мы и не собираемся их терять, — ответил Дрю.

— Если увидим индейцев, постараемся договориться с ними, отдадим пару голов скота. Не стреляй первым.

— Понятно.

Керби взглянул на него.

— А ты когда-нибудь стрелял с лошади?

Дрю покачал головой.

— Только в тот вечер в бурю, но я тогда просто стрелял, не целясь.

— Очень трудно попасть в цель на скаку. Подожди, пока цель не приблизится.

— Насколько близко?

— Да чтобы рукой можно было дотронуться, — улыбнулся Керби.

Дрю бросил на него косой взгляд — наверное, Керби шутит?

Тот изогнул бровь:

— Ты все еще хочешь заняться коровьим делом?

— Ну да, — ответил Дрю. — Это так интересно. Ни минуты не скучаешь.

Керби кивнул:

— Я рад, что ты с нами. А теперь скачи к хозяйственному фургону и расскажи обо всем мальчишке. Ты успел поучить его стрелять?

— Один урок дал, — пробормотал Дрю.

Черта с два — урок! Дрю хотел уже развернуть коня, но остановился, только сейчас обратив внимание на лицо Джеда. Если Керби был бледен, то Джед побагровел… и руки, державшие поводья, заметно дрожали.

Шотландец снова взглянул на Керби. Глаза их встретились, и Дрю сразу понял, что не только его беспокоит состояние старого повара.

— Моему коню требуется отдых, — сказал Дрю. — Сейчас поговорю со Шкетом, а потом, пожалуй, немного проедусь с вами.

Это был, конечно, неуклюжий предлог. Смешно даже. Коня всегда можно было заменить на свежего, в любую минуту. Однако Керби кивнул в знак согласия, а Джед не возражал. Что-то не так, подумал Дрю, их беспокоят не только сбежавшие из резервации индейцы.

Он повернул коня, подъехал к хозяйственному фургону, к Габриэль.

Девушка настороженно посмотрела на него из-за полей шляпы с дырой, которую оставила ее же пуля. На лице ее было написано удивление.

— Военные предупреждают, что к северу от нас собрались в отряд индейцы племен киова и юта. Гляди в оба, а я поеду в главном фургоне с Джедом и мистером Кингсли.

В ответ она лишь коротко кивнула.

— Джед неважно выглядит, — продолжал Дрю. Ему было интересно, заметила Габриэль это или нет.

— Да, он сказал, что ревматизм разыгрался.

Так, значит, она тоже кое-что заметила, хотя скорее всего верит, что дело только в ревматизме, Дрю все так же ехал рядом. Ему не хотелось покидать Габриэль, но предлога задерживаться тоже не было.

— И не забудь, чему я тебя учил, — сказал он наконец.

Девушка повернулась к нему, прямо взглянула ему в лицо, и он увидел в ее взгляде боль и смятение.

— Я помню абсолютно все, чему ты меня научил.

Дрю стиснул зубы. Вчера вечером, когда они вернулись в лагерь, он даже не попрощался с ней. Черт побери! Снова и снова он вспоминал, как его обманули, как синеглазая худышка заставила его раскрыться перед ней, пробудила в нем нежность — а затем опять ему соврала!