мне хорошо, в кармане у меня целое состояние, примерно 1000 франков. Конечно, у меня нет смокинга, я не живу в большом отеле, я не буду бегать по ночным заведениям и пить шампанское, да и зачем? Франция настолько отучила меня от идиотского польского снобизма и разных переоцененных устремлений, что я гораздо лучше чувствую себя как полноценный и стильный бродяга, чем «ни то ни се» из прошлой эпохи. И потом — бусинки. Вот они, в кармане. Я не люблю ночных заведений и крытых бассейнов. Гораздо интереснее проблема существования и борьбы с полипом судьбы. Возможно, причиной специфического польского снобизма была вечная неудовлетворенность, вызванная диссонансом между воспитанием, устремлениями и т. д., с одной стороны, ценами и недоступностью целого ряда мелочей, с другой стороны. Когда человек не может позволить себе мелочь, даже пустяк, обычную вещь — он мечтает о необычных вещах. Забавное свойство человеческой природы; может, взамен того, чтобы забыть, что нет денег на ТАКИЕ глупости, просто забыться. Я помню, что, не имея достаточно денег даже на покупку велосипеда, я вообще о нем не думал: я мечтал сразу о машине. Не имея машины, я вел себя ТАК, будто она у меня была. Имея до работы девять километров по прямой дороге, я ездил на нее пригородным поездом, вокруг, с пересадкой, элегантно, прилично, и думал о машине. Не имея денег на второй класс, в пригородном поезде я ездил именно вторым классом, по крайней мере, в нем я отыгрывался. «Вядомосци литерацке»{85} так хорошо раскупались, потому что они заменяли книгу, на которую не было денег у всех тех, кто дотягивал до уровня еженедельника и тем, затрагиваемых в нем, и у кого не хватало иногда не только на книгу, но даже жалких 80 грошей на «Вядомосци». Это как ходить голым в цилиндре, с белой бабочкой, прикрепленной к родовой (но без герба) бородавке, и вечно видеть сон об остальном гардеробе. Так, в принципе, выглядела вся государственная экономика: Гдыня, COP{86}, BGK{87}, великолепные здания, размах, СТАТИСТИКА, вечно положительный торговый баланс за счет экспорта того, что было наиболее необходимо; за счет экспорта оружия, которого не хватило на собственную оборону, высокий курс злотого, а у обычного гражданина не было денег, если только он у кого-нибудь не одалживал, если не покупал в рассрочку и не просил постоянно авансов. А когда он занимал деньги, то часто тратил их не на предметы первой необходимости, а на предметы роскоши. Это было особенно распространено среди интеллигенции. У человека не было денег на рулон туалетной бумаги, а он покупал пленку для фотоаппарата «Leica», обязательно «Leica», и использовал «одолженный „Курьер“». В таком человеке все было как в многоэтажном доме без лестницы, без квартир на этажах. Подвал и седьмой этаж, соединенные лифтом. Ездили на лифте между подвалом и седьмым этажом. Кнопка нажималась пальцем в лосиной перчатке, в такой, которая «отлично подходила бы к рулю». Не к «форду», боже упаси, сразу деляж{88} и бугатти{89}, бьюик{90}, минервы{91}. Как только на рынке появились более доступные немецкие машины и маленькие симки{92}, люди стали более разумными. Марки автомобилей из романов превратились в марки автомобилей из ЖИЗНИ. Люди тоже. Они начинали вести себя более естественно и в этой области сразу становились ДРУГИМИ поляками — терпимыми, толковыми, способными и на простой и на профессиональный разговор об автомобилях и мотоциклах. Пить вино Маковского{93} так, будто пьешь настоящее, — оскорбление и для бормотухи, и для вина. А именно у нас многие вещи из области культуры делались «будто». Говорилось о «ножницах цен»; но «ножницы» культуры и реальности были гораздо более широкими, и, вероятно, это стало причиной культурной психопатии. Литература, искусство, музыка были оторваны от повседневной жизни, представляли собой побег от реальности, неестественное разделение, бурный восторг, польский снобизм, совершенно особенный и особенно антипатичный. Людей учили элементарным потребностям, а пачка сигарет («Плоские») стоила 1/250-ю часть высокой, а не средней зарплаты рабочего и служащего. Патефон, фотоаппарат, велосипед, бутылка вина, французские сардины, коньяк, хорошие духи и целый ряд прочей ерунды приобретали сверхъестественный, магический смысл. Нельзя быть нормальным, когда ешь скумбрию в томате, мечтая о сардинах, когда живешь не в центре, а преимущественно на окраине снов, желаний. И в результате происходит странное, священное разделение людей на интеллигентных и неинтеллигентных. Слово «интеллигентный» имело у нас значение довольно специфическое и — глупое. Термин «интеллигентный» возникал, как правило, в разговоре «на высоком уровне», на котором жизнь была пожарской котлетой со свеклой (тем, о чем в «интеллектуальной» беседе не говорится), а человек, которого называли интеллигентным, причислялся к категории сливок. Трудно понять, что это было, но я точно знаю, что подобное несоответствие приводило к очень серьезным психическим заболеваниям, и эта явная двойственность делала из нас людей, которых другие, по сути, не любили. Не будем питать иллюзий — нас не любят; нас не любят за претенциозное хамство. Раз в жизни пригубив шампанского, мы ведем себя так, будто пьем его каждый день за обедом. Между тем люди пили обычное пиво, да и то по воскресеньям, потому что бутылка стоила 90 грошей.

Я думаю об этом, идя по Английской набережной, и чувствую, что многое для меня начинает проясняться. Я благодарен Франции за то, что в силу доступности ерунды, обычных предметов, мелкого «инвентаря», она вылечила меня от лихорадки, которая многих из нас незаметно сжигала, портила характер, делала несимпатичными. Да, Франция была богата, так было до войны. Теперь начался второй этап, весьма интересный. Нет сомнений, что Германия ограбит Францию очень быстро и, как следствие, разорит. Так вот, мне интересно, надолго ли хватит Франции ее капитала. Сейчас начнется безработица, из-под матрацев и из чулок будут тянуть сколько смогут. Только тогда можно будет воочию убедиться в их зажиточности. До сих пор о ней знали, ее ощущали повсюду (только это одно добавляет человеку мужества), но ее трудно было измерить. Наверное, я насмотрюсь на нее достаточно, чтобы ее измерить, и мне интересно, чем этот эксперимент закончится. А результат будет тот же, что и у нас, — только время умирания кролика разное. Вообще, времена сейчас настолько интересные, что если бы они не были чересчур интересными, то могли бы быть по-настоящему увлекательными.

Идем. Я понимаю, почему наш отель такой дешевый: он расположен почти в начале Английской набережной и до центра города