— Спорим, он как-то исхитрился выманить у них приглашение.

— Так почему бы тебе не позвонить и не спросить его?

— И не подумаю.

— Почему нет? — спрашивает Сара.

— Да потому что, когда бы я ни позвонил, он впадает в панику: думает, что-то случилось с мамой.

— Что ж, зная тебя, должна сказать, предположение вполне резонное.

— Мог бы и сам раз в кои-то веки позвонить.

Засыпая, Эд мысленно возвращается к этому разговору, и ему снится брат. Он в Оксфордской квартире Генри — темная обивка, разбросанные там и сям книги.

— Генри, — говорит Эд, — ты рассказал про меня персам, и вот они прислали приглашение.

— Дорогой Эд, — говорит Генри. — Это же просто замечательно! — он в своей домашней ало-зеленой куртке типа архалука, в стеганых шлепанцах в тон, на голове феска, с нее свисает золотая кисточка.

— Они тебе шлют письма? Ну ты подумай, совсем, как в «Lettres Persanes»[120]Монтескье. Я тебе не показывал, какое у меня издание «Писем»? Изыск, сплошной изыск. Посмотри на эту гравюру: персы явились ко французскому двору, они пялятся на парижские наряды, на высоченные пудреные прически. Вот одна из таких дам перед дорожным ящичком-секретером, в руке у нее гусиное перо — она пишет письмо в Персию. Подлинный переплет восемнадцатого века. Знаешь, во сколько эта книга мне обошлась? Даже не спрашивай.

— Идет, и не спрошу.

Генри явно разочарован.

— Когда ты едешь?

— Я не поеду в Персию, — оповещает его Эд.

— Но тебя там ждут.

— Ты что, не понимаешь — это опасно. — Эд переходит в наступление. — Там теократия, государством правят исламские абсолютисты.

— Эдуард, тем не менее тебе выпал редкий шанс, мало кому так везет. Подумай только, какую книгу ты бы мог написать. И не просто книгу о них, а книгу для них: «Lettres Persanes» наоборот, книгу, где экзотической персоной станешь ты!

— Я кто по-твоему, антрополог? — вопрошает Эд. — Если на то пошло, то экзотическая персона не я, а ты.

Генри заливается краской.

— Мне казалось, ты будешь рад побывать в Персии. Не хотел об этом говорить, но мне пришлось сильно похлопотать, чтобы заполучить для тебя это приглашение. Предполагалось, что это будет тебе сюрприз на день рождения. Мы с Сьюзен никак не могли придумать, что бы такое тебе подарить. Сначала собирались купить тебе новый Оксфордский словарь английского языка на диске, но я подумал-подумал и решил: все неисчерпаемое богатство нашего языка на одном-единственном крошечном диске — это все равно что синтезированная музыка. Вот я и подумал, раз ты пишешь о том, как необходимо понять Другого, почему бы тебе не написать вслед за этим книгу о том, каково это стать Другим.

— Я вовсе не хочу стать Другим, — говорит Эд. — Это не моя, а твоя и твоих друзей-экспатов цель.

Генри наливает Эду чай.

— Эдуард, ради Бога, не расстраивайся. Я полагал: если бы ты поехал туда, посидел с ними, ты мог бы лучше понять, как решить наши проблемы, потому что ты бы понял, что на уме у арабов.

— Не возьму в толк, о чем ты, — говорит Эдуард. — Я понятия не имею, что у них на уме.

— Разве ты не это стремишься понять?

— Не через отдельного человека, — бормочет Эд. — Да что же это такое, в конце концов; в сотый раз тебе объясняю: иранцы — не арабы, они персы, вот они кто.

Он вылетает из комнаты и оказывается в материнской квартире в Венисе (Калифорния). Роза в свою очередь наливает ему чаю и придвигает облитое шоколадной глазурью печенье.

— Герлскауты[121]позвонили в дверь, ну и пришлось его купить, — говорит Роза. — Попробуй, милый. Но сначала я хочу тебе кое-что рассказать про персов. Они Израилю не друзья. Эсфирь, она, конечно, красавица и старалась помочь, как могла, но ее брак, что ни говори, смешанный. Артаксеркс не перешел в иудаизм, я ничего об этом не слышала. Насколько я знаю, ничего такого не было. Я тут кое-что приготовила для твоей поездки. Уилтонские замороженные обеды[122]. Оч-чень дорогие, так что ты уж их съешь. И сосательные конфетки для самолета. А еще я вырезала для тебя из «Таймс» статью Уильяма Сэфайра[123], о том, что международные террористы базируются в Нью-Йорке, а всё потому, что у нас так много гражданских свобод.

— У-у, я вчера видел эту статью, — говорит Эд.

— И что ты о ней думаешь? — спрашивает Роза. — Арабские муджахеддины из Ливана раздобывают египетские паспорта в Судане и иранские мешугоим[124]внедряются в Парамус[125]и Оклахома-Сити.

— Ты вечно паникуешь.

— Он прекрасный писатель, — говорит Роза, просматривая вырезку. — Хотелось бы мне, чтобы и ты как-нибудь написал колонку вроде этой. Лучшие его колонки воскресные, он тогда пишет об английском языке. Это так красиво.

Эд вскакивает, как встрепанный.

Перед глазами у него еще какое-то время мелькают кадры сна, потом пропадают.

Эд едет на интервью в программе «Поговорим о временах». Джилл Бордлз проводит его в студию, знакомит с другим гостем, Джорджем Заглулом, христианином из Ливана, Эд уже не раз с ним встречался. Они садятся по обе стороны от модератора, Боба Кеннеди. Ровно в три Кеннеди объявляет радиослушателям:

— Здравствуйте. Как всегда по пятницам, мы поговорим о международных делах. Обсудим сложные проблемы Ближнего Востока, сосредоточим внимание на том, что Израиль, арабские страны и США могут сделать, чтобы ускорить мирный процесс. Сегодня к нам пришли профессор Эдуард Марковиц из Джорджтаунского университета, известный специалист по терроризму и в прошлом стипендиат Оксфордского центра борьбы за мир, и Джордж Заглул, член Комитета за мир и справедливость на Ближнем Востоке. Добро пожаловать профессор Марковиц, начнем с вас. Какова, по-вашему, наша роль в этом процессе? И не вернут ли нас вспять взрывы здесь, стрельба и резня в Израиле, воинствующие мусульмане в Египте?