Французы обещали поддержку. Англичане же становились все более холодными, они завязали переговоры с Москвой, надеясь успеть первыми заключить выгодные торговые сделки. Насколько обещание французов было исполнимо, никто не брался загадывать. Одна крупная неудача на фронте могла все опрокинуть раньше дипломатического краха. И эта неудача вскоре замаячила перед Русской армией. Красные подтянули конный корпус Жлобы. Врангель приказал, не дав противнику сосредоточиться, выдвинуться для атаки. Жлоба атаковал первым, и в жестоком, достигавшем ярости рукопашных схваток бою сильно потеснил Донскую дивизию генерала Гусельщикова. Одновременно с этим атаковал и 2-ю Донскую дивизию. Казаки отступали.

В это время корпус Слащева наступал в северном направлении на Пологи. Жлоба перерезал его тыловые связи. Что было делать? Отступать? Но в сравнении с конницей пехота обречена. Было решено прикрыть Мелитополь частями кутеповского корпуса, с юга и востока повернуть на красных кавалерийские дивизии Морозова и Калинина, ударить с воздуха аэропланами, а с севера отрезать бронепоездами.

Завертелись жернова, перемалывая людей. Одиннадцать аэропланов генерала Ткачева летали над красной конницей, поливая ее пулеметным огнем. Жлоба замедлил свой ход, предпочел двигаться ночью. К Мелитополю успели подтянуться дроздовцы и стали напирать на красных героев.

Кавалерия белых героев завязала встречный бой.

Жлоба ломил. Врангель требовал от донцов стойкости, чтобы кутеповская пехота успела зайти в тыл Жлобе. Напряжение достигло предела, в резерве Главнокомандующего остался только один юнкерский полк.

Корниловская дивизия успела подойти на помощь изнемогавшим казакам. Пушки выкатили на открытые позиции и стали засыпать красных шрапнелью. Выкатились вперед броневики. Авиация ударила сверху. Жлоба быстро перестроился и повел атаку на корниловцев. Они стояли в каре. Их артиллерия взялась на передки и зашла атакующим во фланг. Казаки тоже пришли в себя и надавили. Жлоба бросился на север. Там его ждали четыре бронепоезда на высокой насыпи Токмакской железной дороги. Он бросился к югу. Там были дроздовцы, они тоже стояли в каре. Кутепов был здесь. Твердокаменные добровольцы гибли у него на глазах.

Разгром корпуса Жлобы был праздником для "государства Крым".

Только мертвых не было среди торжествующих.

— Как они прекрасны, — сказал Кутепов. — Я был бы счастлив вот теперь идти вместе с ними, чтобы помочь им лично… Как просто, без страха, гибнут драгоценные для России жизни патриота-офицера и рядом с ним русского солдата.

Но может быть, вера в чудесное возрождение поднимала убитых? Восемнадцатого июня 1919 года корнет Мошин упал с простреленной грудью, пуля вошла в сердце в тот миг, когда оно сжалось. И он выжил. Спустя год, восемнадцатого июня 1920 года под Каховкой он снова упал, сраженный пулей в грудь. Она вошла в ту же точку, когда сердце сжалось. И во второй раз он выжил.

Все эти бессмертные юноши, гимназисты, корнеты, юнкера, поручики должны были выжить, судьба им готовила иную смерть. Поэтому когда двадцатилетний ротмистр-конногвардеец Петр Арапов стоял под артиллерийским огнем, а вокруг него, съежившись от страха, укрывались за расколотыми памятниками распаханного снарядом кладбища его однополчане, он, наверное, догадывался, что уцелеет. А не догадывался, так верил!

Перенесемся на несколько мгновений в будущее, туда, где Кутепов воюет с контрразведкой НКВД, где евразийцы мечтают преодолеть большевистскую пропасть, где чекистская организация "Трест" обнадеживает белоэмигрантов… Савицкий в 1937 году сделал такую запись на черновиках своих писем Н. С. Трубецкому: "Первое появление Петра Семеновича Арапова, игравшего огромную сначала конструктивную, потом разлагающую — роль в евразийстве с 1922 по 1929 год. Очень способный человек, с великолепным "жезлом", тончайший сноб, парадоксальное сочетание глубокой принципиальности и циничной беспринципности (эта последняя с годами в нем возрастала). Исключительная наружность. Совершенное знание ряда языков. Покоритель женских сердец (Т. Н. Родзянко, Исакова, кн. Е. Г. Голицына), всегда пренебрегавший женщинами. (Подобно многим гвардейцам он их не "признает".) В Крыму и позже состоял при П. Н. Врангеле. Вспоминаю, что он участвовал в расстрелах и убийствах "по приказу" — что очень потрясло его психологию".

Петр Арапов погиб в Соловецких лагерях, будучи увлечен "Трестом" в безнадежный поединок.

Но пока — лето двадцатого года, постмонархическая Россия бродит, обливаясь кровью, ищет свой путь между невозвратным прошлым и ужасным будущим, нависшим над маленьким Крымом.

Газета "Военный голос" оповестила в "Официальной части":

"№ 316. Июля 14 дня 1920 года. Крепость Севастополь.

1. Присужденного Севастопольским Крепостным Военно-полевым судом к 20 годам каторжных работ за двукратную службу у большевиков на ответственной должности и активную борьбу за установление советской власти на Юге России, а затем помилованного Главнокомандующим и освобожденного от отбывания наказания надворного советника Петра Соломоновича Кузанова, оставление коего на территории вооруженных сил Юга России, как продолжающего и после освобождения явно сочувствовать большевикам, представляет опасность государственному порядку и общественному спокойствию, приказываю в порядке приказов Главнокомандующего вооруженными силами на Юге России от 11 мая с. г. за № 3182 (п. 3 раздел 11) и от 14 июня с. г. за № 3338 выслать в пределы Советской России.

Исполнение сего приказа в 3-дневный срок возлагаю на начальника Отдела Государственной Стражи полковника Юденича, коего названного Кузанова направить под конвоем в распоряжение коменданта Штаба 2-го Армейского Корпуса для дальнейшего выселения в Советскую Россию, и об исполнении мне донести.

Генерал-лейтенант Стогов".

Власть стремилась к умиротворению, избегая лишний раз пролить кровь. Подобные приказы не единичны. Прощают рабочих-забастовщиков, даже устраивают для них особые дешевые продовольственные магазины. От действий власти веет социализмом.

Земельная реформа, самоуправление, кооперативы, дешевая распродажа на базарах продуктов питания и зерна, опора на правовые нормы, разрешение татарам преподавания в местных школах на татарском языке, объявление борьбы с канцелярщиной, этим, по словам Врангеля, "стародавним русским злом", — это были вехи самой настоящей верхушечной революции.

Много ли было у нее шансов на успех?

Скорее всего, их не было вовсе. Увеличивалась спекуляция, кооперативы стремились скупить побольше зерна и отправить его за границу, получив за него твердую валюту. Рубль упал так низко, что крестьяне отказывались брать деньги, требовали оплату хлеба товарами. Но откуда у армейских интендантов товары? Они расплачивались с мужиками по низким государственным расценкам. Крестьяне оказывались перед выбором: продать зерно кооператору, который дает взамен спички, ткань или оконное стекло, либо поддержать врангелевские реформы, уступив интендантам за бесценок.

Газета "Вечернее Слово" писала в передовой статье "Труд и спекуляция":