Старый Борио, описав рукой широкий полукруг с юго-востока на северо-запад, говорил нам, что таково течение реки Итури и что она начинается на равнине у подошвы высокого холма или ряда холмов. К юго-востоку от горы Пизга не видать было равнины, а скорее глубокая, лесистая долина, и, насколько можно было рассмотреть отсюда, все горы были до самой вершины покрыты лесом. Пятимесячного блуждания по непрерывным лесам показалось нам за глаза довольно; хотелось, наконец, испытать что-нибудь другое, хотя бы ради разнообразия наших бедствий. По этой причине я отклонил совет направляться к «великой воде», на юго-восток, и мы пошли просто к востоку.

В деревне Бакуру, где мы расположились на ночлег, мы нашли нечто вроде жилетов из толстой буйволовой кожи, которыми наши люди тотчас завладели, полагая, что это очень пригодно для защиты против стрел туземцев травянистой области.

1 декабря мы спустились с горы и пошли по тропинке, ведшей на восток. Вскоре нам пришлось подняться по другой отлогости на уступ, пониже вершины горы Пизга, и тут анероид показал нам самое высокое давление, какого мы до сих пор достигали. С этого уступа тропинка вела нас опять вниз, на средний уровень местности. Дорог было много, все они были торные и перекрещивались между собой, но одна все-таки оказалась наиболее значительной; идя по ней, мы в 11 часов 15 минут дня пришли в обширное селение Аюгу и застали его, конечно, уже пустым – так быстро эти лесные дикари бывают извещены о прибытии иноземцев. Улица этой деревни была шириной в 15 м.

В лесу, между подошвой горы Пизга и деревней Аюгу, мы заметили чрезвычайную сухость почвы, что было прямой противоположностью той чрезмерной влажности, которая замечалась от Индендуру до Ибуири. Упавшие древесные листья были слегка сморщены и хрустели под ногами, а самая тропинка, хотя все еще шедшая в лесной тени, имела оголенный и пыльный вид, точно дорога через обыкновенную деревенскую улицу.

После полуденного отдыха мы шли еще часа два и, придя в небольшой поселок, состоявший из трех хижин конического типа, стали лагерем около него. Хотя 15 км было уже пройдено, но все окружавшие нас условия были еще таковы, как будто мы за сотни миль от желанной страны. Вокруг нас был все тот же густой и высокий лес, чисто тропического характера; темные шатры деревьев соединялись между собой перепутанными лианами, а в тени их ютилась непроницаемая чаща подлеска.

В одной из хижин мы нашли стрелу совсем другого фасона, чем те, какие мы видели до тех пор. Она была длиною в 70 см, и наконечник ее, в 7,5 см, имел форму копья. Стержень ее из легкого тростника был разукрашен тонкими насечками; крылышком служил треугольный кусочек тонкой козлиной кожи, а не листок и не лоскуток черного сукна, как было до сих пор. Мы нашли еще целый колчан, набитый стрелами лесных дикарей; они были длиною в 50 см и все имели наконечники различной формы, хотя у всех концы были с загнутыми зубцами и убийственно заострены.

2 декабря, вскоре по выступлении из лагеря, мы сбились с проторенной тропы и стали наугад пробираться по перепутанным следам слонов и буйволов. Один из наших занзибарцев, очень глупый малый, уверил нас, что, бродя по окрестностям прошлой ночью, он выходил на открытую поляну и может проводить нас туда. Мы ему поверили и вскоре совсем потеряли следы, начали кружить по лесу наудачу, как в былое время. После трехчасовых блужданий в северо-восточном направлении мы наткнулись на деревню, конические крыши которой оказались крытыми травой.

Это важное открытие возбудило радостные крики. Один бедняк так и кинулся на эту траву и стал целовать ее. Таким образом, мы встретили уже две характерные черты страны пастбищ: коническую хижину и травяную крышу. Так как был уже полдень, мы остановились отдохнуть, и несколько молодых людей воспользовались этим временем, чтобы сходить на разведку. Вскоре они вернулись и принесли связку зеленой травы, встреченной всеобщим восторгом и с таким благоговением, с каким Ной и его семейство должны были приветствовать голубицу с оливковой веткой. Однако разведчики объяснили, что избранная ими тропинка упиралась в болото, а так как ничего нет хуже, как идти по болоту с тяжелыми грузами, то мы выступили по направлению к юго-юго-востоку и через полтора часа дошли до Индесуры – селения или, вернее, округа, состоящего из нескольких поселков с коническими хижинами и травяными крышами. Тут мы заночевали. На одной из хижин крыша была худая, и понадобилось ее починить. Один из наших залез на нее и, беззаботно оглядываясь кругом, внезапно оживился; осенив глаза рукой, пристально стал смотреть вдаль и вдруг завопил на всю деревню:

– Я вижу травянистую страну! О, да еще как близко!

– Ого! – отозвался насмешливо другой. – Ты не видишь ли уж и озера, и пароход, и пашу, которого мы ищем?

Однако известие это многих взволновало: трое влезли на крыши с ловкостью диких кошек, другие полезли на деревья, а один смельчак залез на такое высокое дерево, на которое не всякая обезьяна отважилась бы залезть, и все хором восклицали:

– А ведь правда, сущая правда, травяные луга совсем близко, а мы и не знали того! Да они отсюда всего на один выстрел из лука! Ну уж, когда мы доберемся до них, – прощай, слепота и темнота!

Один из людей пошел за водой к реке, протекавшей тут же, и увидел старуху, вылезавшую из кустов. Он бросил кувшин и кинулся на нее. Старуха была крепкая и упрямая, как часто бывает со старухами перед тем, как они впадают в ребячество, и изо всех сил старалась вырваться из его рук. Будь она сама графиня Солсбери, она защищалась бы не с большим отчаянием, но враг был гораздо сильнее и притащил ее в лагерь. С помощью одобрительных улыбок, любезностей и предложения выкурить длинную трубку, которую мы сами для нее набили, нам удалось узнать от нее, что мы находимся в Индесуре, что здесь живет племя ваньасура, и жители утоляют свою жажду водой из Итури.

– Как, где же Итури?

– Да вот Итури, тут, вблизи.

Далее мы узнали, что в нескольких днях пути отсюда на восток есть другая река, большая и широкая, гораздо шире Итури, и по ней ходят большие челноки величиной с целый дом, а на них могут плавать 6 человек; в нескольких днях пути к северу живет могущественное племя банзана, а на восток от них другой народ – баканди, и у тех, и у других есть большие стада скота, а сами они храбры, воинственны, и всего у них много – скота, денег и медной проволоки.

У нашей престарелой пленницы была, по-видимому, страсть к украшениям, но довольно странный вкус; так, например, в верхнюю губу она вставила себе деревянный кружок, величиной с большую пуговицу от пальто.

Индесура – по нашим позднейшим наблюдениям, и все селения, расположенные на опушке лесов, – отличалась замечательным разнообразием и совершенством своих продуктов. В большей части хижин мы находили большие корзины, наполненные превосходным табаком весом от 8 до 20 кг в каждой, словом – такое множество табаку, что каждый из наших курильщиков получил на свою долю от 2 до 4 кг. Старуха называла его таба; в Ибуири его звали табо. Вследствие плохой просушки этот табак был не очень душист, но курился отлично. Во всех краях поблизости от пастбищ это растение разводится во множестве для сбыта пастухам и табунщикам, которые платят за него мясом своего скота.