— Давайте, я его лучше вам под дверь подсуну, а то так ничего не увидите.

Пауза. Покороче. И — решительно:

— Подсовывайте.

Это было, конечно, не по правилам, но Меркулов без колебаний протолкнул удостоверение под дверь.

Длинная пауза. Потом звякнул замок, повернулся ключ во втором, и дверь открылась.

— Заходите.

Как и докладывал Косенков, барменша была в домашнем халате, вполне обычном, без всяких там фазанов, и в таких же обычных тапочках, в каких ходят дома обычные женщины.

— Проходите, раздевайтесь.

Она посторонилась, впуская Меркулова, и заперла за ним дверь. Пока он снимал плащ, молча рассматривала его.

— Не разувайтесь, мне все равно убираться, — проговорила она, заметив, что он взглядом ищет какие-нибудь тапки.

— Вообще-то я уважаю труд женщин…

— Завидую вашей жене.

Ирина Ивановна молча вернула Меркулову его удостоверение, провела в гостиную, из которой выходила еще одна дверь, очевидно, в спальню. Дом был старой постройки, со смежными комнатами и тесным пеналом прихожей.

— Располагайтесь, — показала она на кресло. — Чаю?

— Не откажусь.

Пока барменша звенела чашками на кухне, Меркулов осмотрелся. Мебель. Ну, мебель как мебель. Немного хрусталя в серванте. Обычный ковер на стене. И телевизор тоже самый обычный, «Рубин».

— Теперь я понимаю, почему у вас нет железной двери, — заметил Меркулов, когда хозяйка внесла поднос с чаем и вазу с какими-то печеньями.

— А что у меня красть-то? — усмехнулась она. — Разве что саму меня, так я и рада бы, да охотников нет.

— Не скромничайте, Ирина Ивановна. Вы многим молодым дадите пять очков вперед.

Она снова усмехнулась:

— Ну, спасибо. Как мне вас называть? Товарищ генерал? Или гражданин прокурор?

— Называйте меня просто Константином Дмитриевичем. Я сейчас для вас и не генерал, и не прокурор.

— А кто же?

— Человек, попавший в трудное положение, который пришел к человеку, попавшему в трудное положение.

Она была явно не из тех, кто за словом лезет в карман, но эти слова Меркулова ее озадачили.

— Значит, вы — в трудном положении? — уточнила она.

— Да, — кивнул Меркулов.

— И я тоже, по-вашему, в трудном положении?

— Да, — повторил Меркулов. — И вы сами это прекрасно знаете.

— Что же я знаю?

— Вы очень неглупая женщина с богатым жизненным опытом. И не можете не понимать, что у вас в «Руси» обосновалась банда.

Она даже руками всплеснула:

— С чего вы взяли? Какая банда? Приходят люди, кушают, выпивают, танцуют — какая банда, Константин Дмитриевич, о чем вы?!

— Банда, — повторил Меркулов. — И очень сильная, очень серьезная и очень опасная. И есть у меня ощущение, что вам самой это не очень нравится. А правильнее даже — очень не нравится.

— Есть гости, которые нравятся, есть, которые не нравятся. А чем они занимаются — не наше это официантское дело разбираться.

— Я сейчас о другом… — Меркулов подошел к серванту и взял в руки фотографию очень симпатичной молодой девушки, чем-то похожей на саму Ирину Ивановну.

— Дочь, — объяснила барменша. — Тоже Ирина. Сейчас учится.

— На третьем курсе колледжа в Итоне, — уточнил Меркулов.

В глазах барменши мелькнул испуг.

— Откуда вы знаете?

— А разве это так трудно узнать? Кстати, теперь я понял, почему в вашей квартире не больше роскоши, чем, скажем, в моей. Или в квартире какого-нибудь инженера. Дорого платить за учебу?

— Ой, и не говорите! Все, что зарабатываю, туда уходит. Лишней тряпки себе купить не могу. Но ведь дочь — единственная, сама воспитывала, без мужика. Пусть сама не больно многому выучилась, так хоть она пусть получит настоящее образование. Ради этого и вкалываю как лошадь.

— И вот представьте: пройдет совсем немного времени, она закончит курс и вернется домой. Девочка красивая, из Итона — а ну какой-нибудь из ваших… пусть так и будем называть их — гостей — глаз на нее положит?

— Глаз? На мою Иришку? Да я любому глаза выцарапаю! Разогнались! Своих б… им мало! Я ее к «Руси» и близко не подпущу.

— Запрете под замок? А вдруг прознают и попросят привезти?

— Я привезу! Я им такого привезу!

— Ирина Ивановна, а ведь они и спрашивать вас не будут. Неужели вы не понимаете, что это люди, для которых главное — их животный инстинкт: мне, все, сразу, немедленно. И если жизнь человека для них — тьфу, то про честь и говорить неуместно. Вы же не хотите, чтобы ваша единственная и любимая дочь стала ресторанной валютной б…?

— Пейте чай, стынет, — хмуро кивнула барменша.

— Спасибо… очень хороший чай… — Меркулов сделал глоток и отставил чашку. — Платят-то они хоть хорошо?

Ирина Ивановна только рукой махнула:

— Какой там хорошо! У меня подруга официанткой в обычном ресторане работает, валютном, конечно, так она в три раза больше приносит.

— А что ж так? — удивился Меркулов. — Денег им вроде бы не занимать.

— Не в этом дело, — объяснила Ирина Ивановна. — Платят за себя нормально, даже хорошо. Но если в зале всего шесть человек вместо пятидесяти — что я имею, хоть золотом они плати? А у нас постоянно: то спецобслуживание, то еще что. Ментов на въезде купили, чужие машины заворачивают. А они-то как раз — с иностранцами, им наша «Русь» — в самый бы кайф. Кухня у нас отменная. И вообще. Представляете, даже рекламу нашу отовсюду велели убрать. Чтобы поменьше чужих у нас было. И убрали, а что сделать. Скоро все вообще забудут, что был такой ресторан «Русь».

— Вот вам второй аспект ваших проблем — чисто экономический, — констатировал Меркулов. — Есть и третий, — помолчав, сказал он. — Вы в этот бар вложили все, что копили всю жизнь, правильно?

— Ну, я не одна в доле. Но… Конечно, правильно, — согласилась Ирина Ивановна.

— И вот представьте, что в один прекрасный день между вашими… гм, гостями… и какими-то другими, назовем их тоже гостями… произойдет то, что на современном жаргоне называют разборкой. И в результате ее ваш прелестный деревянный теремок под названием бар «Русь» попросту взлетит на воздух? Может быть, вместе с вашими гостями. И даже скорее всего. Вы никогда не допускали такую возможность?

Барменша ответила не сразу.

— Допускаю. Каждый день, будь они прокляты, допускаю! Утром подъезжаю, с горки гляну — стоит. И хоть крестись, слава Богу… А что я могу сделать? Они сначала наехали, как на всех, я отстегивала. Потом им понравилось: место тихое, спокойное, вокруг почти никакого жилья. Брать с меня, правда, перестали. А толку-то? Нравится не нравится, а что я могу сделать? — повторила она.