На пятый год царствования Александр полностью охладел к супруге и завёл, помимо лёгких увлечений, официальную фаворитку. Мария Нарышкина, урождённая Святополк-Четвертинской — полячка, красавица… Её супруг Дмитрий Львович Нарышкин прилежно освоил две придворные профессии: обер-егермейстера и снисходительного мужа. А вообще — истинный вельможа, это видно и по портретам… Ходили слухи, что он был ещё и сводником для императрицы. Царь позволял надоевшей жене развлекаться.

Нарышкина родила Александру четырёх дочерей. Он все-таки был дамским мастером! Из них только одна — Софья — дожила до восемнадцати лет. Александр любил её, несмотря на пересуды, не сомневался в собственном отцовстве. Выбрал ей в мужья графа Шувалова, назначил свадьбу. До свадьбы Софья не дожила. Александр оплакивал её вместе с Нарышкиным. Ещё до смерти Софьи ветреная полячка изменила Александру — и он её не простил. Ни любви, ни дочери. Он говорил: «Вот наказание за мои ошибки!» Наверное, имел в виду убийство отца.

Как-то раз генералы Киселев, Кутузов и граф Орлов, находясь во дворце государя, развлекались рассказыванием друг другу анекдотов. Проходивший неподалеку Александр I обратил внимание на их веселый смех. Через несколько минут он вызвал к себе Киселева. Тот застал царя тщательно рассматривающим себя в зеркале. Больших трудов стоило генералу объяснить, что поводом для веселья были байки, а не что-то в облике императора…

— Он так боялся слухов?

— Комплексы, мнительность, постоянное существование в режиме двуличия…

Во все времена есть правда, есть вымысел, а есть официоз. Во все времена политики нанимают пиарщиков и ретушёров. Вот вам пример слащавого официоза в стиле ретро:

«Император Александр Павлович пользовался в народе большой любовью. Замечательно красивый, ласковый и приветливый, он одарен был редкой способностью очаровывать всякого, кто имел счастье его видеть или с ним говорить. Забота о благе народа, о его богатстве и просвещении была с детских лет его заветной мечтою».

Так писали о каждом царе от Павла до Николая Второго — все они были приветливы, обожаемы, красивы, все неустанно заботились о благе народа. Правда, мало кто умер своей смертью.

Шведский дипломат Лагербиельне говорил о нем: «…Тонок, как кончик булавки, остер, как бритва, и фальшив, как пена морская».

Пушкин зло написал об Александре:

Властитель слабый и лукавый, Плешивый щёголь, враг труда, Нечаянно пригретый славой, Над нами царствовал тогда.

Это тоже несправедливо, хотя хлёстко. Поразмыслив, Пушкин всё-таки нашёл в биографии императора два достижения: «Он взял Париж, он основал Лицей».

После гибели отца он начал править как беззаботный джентльмен — в компании молодых друзей. Их так и называли — «молодые друзья императора». Вольнодумцы, реформаторы, сторонники просвещения и гражданских свобод. Немного материалисты, немного масоны…

«Царствуй лёжа на боку!», — это ведь Пушкин про Александра Первого написал. Но петух прокукарекал! 20 ноября 1805 года самовлюблённый повеса, красавец-монарх ощутил себя в смертельной опасности. Это случилось под Аустерлицем. Он мог погибнуть, мог попасть в плен. Чудом спасли императора казаки лейб-гвардии, а он после сражения надолго впал в депрессию. Летом 1812 года началось вторжение Великой армии Наполеона в Россию. Александр теперь не расставался с Библией, которую впервые прочитал в те дни.

— Тогда он и решил удалиться от дел?

— Очень возможно. В разгар противостояния с Наполеоном он скажет: «Я отращу себе бороду и лучше соглашусь питаться картофелем с последним из моих крестьян, нежели подпишу позор моего Отечества… Наполеон или я… но вместе мы царствовать не можем». Запомним эти слова — «Я отращу себе бороду». Есть такое певучее русское слово — дауншифтинг. Это жизненная философия, основанная на отказе от привычной социальной роли, чтобы примириться с самим собой или, как говорят учебники, добиться внутренней гармонии. При царе Александре Благословенном такого понятия не было. Впрочем, в те годы не было ни радио, ни даже интернета. Но говорят, что монархи этим самым дауншифтингом баловались во все века. В народе ценят такие порывы сильных мира сего… Это же чудо, когда в монументальных вождях, в медных всадниках просыпается нечто человеческое…

Баловень бабушки, он был зависим от общественного мнения. Хотел быть милым для всех! Эта слабость делает политика уязвимым. Александр раздаёт направо-налево обещания, потому что не умеет быть жёстким и нелицеприятным. Какое-то время он остаётся всеобщим любимцем, но… долг платежом красен. Быстро стирается позолота несбыточных обещаний. Демагогия! Лицемерие! Он умел обольщать людей. Но ненадолго.

— Я обольщался надеждой, что воспитал Марка Аврелия для пятидесятимиллионного населения, но бездонная пропасть поглотила плоды моих трудов. — говорил Лагарп, воспитатель царя. Он разочаровался в своем ученике.

— Прежде всего, он воспитал образцового лицемера. Виртуозного актера! Талантливый артист! Александр не мог равнодушно относиться к критике: он же привык быть любимцем бабушки… Власть, которая не приносит всеобщей любви, была ему ненавистна.

Что же получается? Александр разочарован в политике. Власть с её рутинными обязанностями его тяготит. Это первое слагаемое.

Александр вдруг уверовал в бога. Даже архимандрита Фотия приблизил к трону. Фотий был неукротимым борцом с масонами и выглядел строгим старцем, хотя было ему тридцать лет… Он приобщал царя к «древнему благочестию». Как православный неофит, да ещё и склонный к мистике, Александр хотел бы искупить свой главный грех служением Богу и аскезой. Это второе слагаемое. Хотя у меня есть сомнение, что он и тут притворялся.

Он был лицедеем. Никакой системы Станиславского ему не требовалось, чтобы вживаться в роли и срастаться с масками. Вот вам и третье слагаемое.

А четвёртое мы найдём в будуаре Марии Нарышкиной. Любимая дочь умерла, любовница изменила — и он вычеркнул её из жизни. План ухода сложился через несколько месяцев после смерти любимой (хотя и незаконнорожденной) дочери Софьюшки…

Что в результате? Есть воспоминания об одном роковом высказывании Александра: «Довольно я царствовал. Даже солдату через 25 лет дают отставку». Он, между прочим. правил ровно 25 лет.

— Возможно, он понимал, что не проживёт долго, если останется на троне. На троне он задыхался. За 1150 лет русской истории ни один глава государства на посту не дожил до 76‐ти лет — даже в ХХ веке, при современном уровне медицины. Ни Владимир Святой, ни Иван Великий, ни Иван Грозный — никто не дожил до глубокой старости. Одного месяца не дожил до 76‐ти Брежнев — и он остаётся старейшим правителем в нашей истории. Зато отставники в обмен на власть получали долголетие. Керенский прожил почти 90. Хрущев — больше 77‐ми. Даже Ельцин, при его обременительном хобби, умер на 77‐м году. Не об этом ли говорил своим сельским собеседникам старец Фёдор Кузьмич?

— Есть еще один аргумент для ухода. У царя не было сына. Кто же будет наследником? (в кадре