– Вы кто такой, черт побери?!

Мужчина повернулся к Белову не сразу. Сначала он свернул разговор по телефону и опустил голову, надо полагать, негодуя. Потом медленно повернулся по ходу часовой стрелки. Уставился на Белова и повторил свой вопрос:

– Вы кто?

– Я? Я друг вашей подруги. Есть разговор.

– У меня подруг как у дурака махорки! – фыркнул Симон.

А это, почему-то решил Белов, и есть – стопроцентно – тот самый Симон, которого ему описала знакомая Марины. Невероятно удачно сложен, гибок, морда такой симпатичности, что даже самому Белову, мужику, заохать впору. Где ж тут дамам устоять!

– Я друг Марины.

– Какой Марины? – держался фотограф настороженно, но без тени страха. – И Марин у меня среди знакомых немало.

– Да, но не всех же убивают в центре города белым днем.

Белов вдруг обнаглел настолько, что без приглашения шагнул вперед. Уселся на прозрачный стул, наверняка часть реквизита фотографа, – неспроста же лицо у того так нервно дернулось. Вынул папку из-под мышки, уложил ее на колени, погладил своими большущими ладонями.

– Вот, значит, как… Знакомство свое с Мариной вы отрицаете?

Он точно принял его за милиционера, так побледнел вмиг и весь съежился. Видимо, менты еще не добрались до него. Может, номера телефонные в Маринкином телефоне не сохранились? Или от телефона ее ничего и не осталось после выстрела. Но Горелов здесь точно еще не побывал.

Ага, снова он нос следаку утрет, вдруг подумал не без удовольствия Вениамин. Потом-то можно ему все и рассказать в неторопливой своей манере. И понаблюдать за его реакцией – как тот опять примется желваками играть да бледнеть до чрезвычайности. Ох, и честолюбивый же вы, товарищ Горелов!

– Ничего я не отрицаю, я знал ее. И что с того? – Перестав с болезненной гримасой коситься на хрупкое изделие под задом гостя, Симон уселся на такой же стул, сцепив ладони в замок на коленях. – Что с того? Я ее не убивал! Кто убил – не знаю! За что убил – не знаю тоже!

– Я слышал, вы пребывали в весьма напряженных отношениях с покойной? – Он осторожно раскрыл папку и свою тетрадь с записями, вооружился авторучкой.

– А с кем она в них не пребывала-то?! – неуверенно фыркнул Симон и покосился на него. – Под протокол я говорить ничего не стану, это точно! Сначала звоню адвокату, а уж потом ты запишешь все!

– Хорошо, – согласился Белов и быстренько свернул конспектирование. – Просто поговорим… Кого вы конкретно можете назвать, с кем Марина Стефанько конфликтовала при жизни?

– Не знаю я! Она вечно с кем-то да грызлась!

– Конкретнее, конкретнее, с вами, например, по какой причине?

– Дура она была, уж простите, – фыркнул Симон, чуть подумав. – Все верности от меня требовала.

– То есть? Вы жили вместе?

– Если бы! Просто переспали несколько раз, и все. Так и этого оказалось достаточно, чтобы она мне сцены ревности прямо на работе закатывала. – Для наглядности Симон широко развел руки в стороны. – У меня, прикинь, съемка, а она врывается, валит на пол оборудование, цепляется к модели! Это нормально?

– Нет, пожалуй.

Белов качнул головой. Он не мог себе представить милую добрую Маринку, поселившуюся у них с Машей на кухне и стряпавшую им и себе по утрам яичницу, в роли капризной светской стервы. А именно об этом ему и рассказывал Симон.

Так это было на нее не похоже! Словно о другой Марине шла речь, о другой ее жизни, из какого-то странного, почти потустороннего мира.

– Вот и я о том же! – обрадовался его поддержке Симон. Надул по-детски губы. – Ладно бы сама верность хранила, а то…

– А то что? – Белов напрягся.

– А то – оно самое! С Гольцом мутила, деньги из него цедила, даже мне перепадало, что уж… – Симон вновь театрально повел рукой вокруг себя, вскинул подбородок. – Знаете, как дорого обходится содержание этой студии? Вы себе не представляете просто!

– Марина представляла?

– Отчасти. Поэтому и помогала. А деньги-то, деньги-то гольцовские были! – Он негромко хлопнул в ладоши. – Но я ведь к ней с пониманием, а она!.. Потом нашла себе этого сопляка.

– Какого сопляка?

– Студентишку очкастого! Видели бы вы его!

– Так ужасен?

– Мягко сказано! Урод комнатный. А ей его, видите ли, жалко было! Она и начала ему денежки совать. Мимо кассы.

– То есть мимо вас? Я правильно понял ваше выражение – «мимо кассы»?

– Ну!

Негодование Симона было настолько искренним, что Белов поостерегся плюнуть ему прямо под ноги. Кто разберется в таких вот отношениях? Богема все ж таки!

– То есть Марина перестала вам помогать деньгами, которые давал ей… кто, как вы сказали?

– Голец!

– Ага, точно. Значит, те деньги, которые давал Марине ее любовник Голец, она стала передавать «мимо вас» новому своему увлечению? Студенту? Я вас правильно понял?

– Абсолютно.

– Как зовут студента? Имя, адрес, номер телефона?

– Издеваетесь? – Симон опешил, заморгал растерянно, ткнул себя тремя растопыренными перстами в перекачанную дельтовидную мышцу. – Чтобы я опустился до такого, чтобы спрашивать ее обо всей этой ерунде?!

– Помилуй бог! – воскликнул Белов и все же плюнул – себе, увы, – под ноги. – Она бы и не сказала! Просто, может, слышали от кого-то?

– От кого? – фыркнул Симон со злой ухмылкой. – Вы знаете, какая публика меня посещает? Знаете, чья попка недавно покоилась на стуле, на котором вы теперь сидите? Знаете, кому я делал портфолио?! Да они… Он им… Фу! Фу и еще раз фу!!! Одним словом, не знаю я ни номера его телефона, ни адреса. Просто Маринка как-то однажды брякнула, что зовут его Генкой, и все.

Хоть это хорошо. Белов минут через пять засобирался восвояси. Ничего к тому, что он уже сказал, Симон добавить не мог. Марину он видел якобы задолго до смерти. То есть почти месяц они не встречались после очередного скандала, который она устроила в его студии. О том, как развивался ее роман со студентом Геной и как на это реагировал Голец – это и был как раз тот самый папик, – Белов уточнил на всякий случай – Симон не знал.

– Послушайте, – захныкал он, провожая Белова к лифту, и царапнул по рукаву его пуховика острыми ногтями, заточенными совсем не по-мужски. – Может, вы обойдетесь там у себя без моих показаний, а?

– Чего вы боитесь? Или кого?

– Ах, ну не в этом же дело! – рассердился в очередной раз фотограф, отступив от него мягким пружинящим шагом. – Мне не нужна такая реклама, поймите! Совершенно мне это не нужно – чтобы Голец узнал, что я… Что я…

– Что вы существовали на его деньги? Правильно?

– Ну… Типа того.