Папа остался доволен поездкой и тем, как Лукреция в его отсутствие руководила делами, а потому приготовился исполнить ее желания. Он внимательно выслушал условия герцога Эрколе и в конце концов согласился на них. Приданое Лукреции должно состоять из 100 тысяч дукатов и замков Ченто и Пьеве, которые были незаконно отторгнуты от Болоньи и вновь обрели значительную ценность. Кроме того, у Лукреции должны быть драгоценные камни, одежда, серебро, парча, гобелены и прочие ценности общей стоимостью 75 тысяч дукатов. Ежегодный налог, уплачиваемый Феррарой в папскую казну, снижался с 4 тысяч до 100 дукатов. Потомство этого брачного союза будет наследовать герцогство Феррарское. Кардинал Ипполито д'Эсте, второй сын герцога, должен стать протоиреем собора Святого Петра и в будущем получать незначительные бенефиции. Это был огромный кусок, но счастливое лицо дочери помогло папе пережить горечь утраты. А пока Лукреция опустошала Рим, скупая парчу и бархат, как в свое время это делали герцог Гандийский для испанской свадьбы и герцог Валентинуа для французской, 16 августа 1501 года в Ватикане был составлен и подписан брачный договор. Ремолино чертовски быстро доскакал до Феррары, чтобы вручить договор герцогу Эрколе. Герцог находился в своем замке в Бельфьоре, в чьих стенах, украшенных картинами Эрколе ди Роберти, он наконец-то подписал брачный договор.

Вечером 4 сентября измученный курьер привез в Рим радостное известие – контракт подписан. В честь знаменательного события в замке Сант-Анджело устраивают фейерверк, чтобы люди могли принять участие в очередном семейном триумфе; по словам очевидца, «пальба из пушек и фейерверк были такие же, как после выборов папы». Лукреция стремилась произвести на мужа впечатление обилием и пышностью церемоний. 5 сентября в сопровождении кортежа из пятисот всадников Лукреция в окружении епископов, послов Франции и Испании направляется в Санта-Мария-дель-Пополо, любимую церковь Борджиа. Она поднимается по ступеням, проходит через портал в стиле Ренессанса и направляется к главному престолу, где сияет во всем великолепии переданная в дар церкви Александром VI мраморная скиния. Лукреция шепчет молитвы и благодарит Господа Бога за оказанную помощь. Нет никакой возможности узнать, кого именно она упоминала в своих молитвах; неизвестно, вспомнила ли она герцога де Бисельи или же прошептала его имя в связи с каким-то событиями. Когда в римских сумерках она возвращалась во дворец под крики «Да здравствует папа Александр! Многие лета светлейшей герцогине Феррарской!», то это был поистине триумф, хотя, до тех пор пока был жив герцог Эрколе, она не могла официально называться герцогиней (на самом деле, поскольку герцог Эрколе был вдовцом, он позволил молодой невесте воспользоваться титулом, которого так сильно жаждали Борджиа).

Король Франции, похоже, доволен эти браком, а вот венецианцы крайне раздосадованы, поскольку враждебно относятся к Ферраре и предвидят, как отзовется на них союз д'Эсте-Борджиа. Реакция императора Максимилиана была еще более негативной; он пришел в ярость при мысли о родстве между семейством д'Эсте (вассалы империи в Реджио и Модене) и теми, кто, по его мнению, отвечал за уничтожение Сфорца. Начавшиеся интриги усугублялись всеобщими пересудами. Лукреция предостерегала стражу от распространения слухов и в конце первой недели сентября с завидным терпением ожидала посланников герцога Эрколе, направленных с заданием отрегулировать окончательные детали, связанные с приданым невесты.

Доверенные лица Эрколе, Джерардо Сарацени и Эттоле Беллингьери, были опытными юристами и адвокатами. Прибыв в Рим 15 декабря, они тут же поспешили в Санта-Мария-ин-Портико, где Лукреция встретила их «приветливыми и мудрыми словами», но после любезностей они сразу перешли к делу. Итак, вопрос с приданым должен быть улажен следующим образом: нужно издать буллу, определяющую вопросы, связанные с будущим потомством; ежегодная подать должна быть сокращена, и прежде всего должны быть переданы Ченто и Пьеве-ди-Ченто. Эти владения не могли быть отторгнуты от Болоньи без согласия архиепископа Джулиано делла Ровере. Архиепископ, хотя это и шло вразрез с его желанием, все-таки дал свое согласие, но в данный момент находился где-то между Миланом и Францией, и, следовательно, связаться с ним было практически невозможно. Решение многих процедурных вопросов явно затягивалось; совещающиеся стороны погрязли в обсуждении деталей.

Каждый день представители Феррары наблюдали, как Лукреция в сопровождении блестящего эскорта из придворных дам, епископов, кардиналов и послов наносит визит понтифику и, усаживаясь ступенькой ниже у его трона, предъявляет для рассмотрения брачный контракт. Кроме того, во время частных бесед в Санта-Мария-ин-Портико Лукреция поразила Сарацени и Беллингьери своей мягкостью и добротой. Мадонна задавала все время один и тот же вопрос: когда герцог приедет за ней и заберет в Феррару?

Представители герцога объяснили, что все зависит от того, насколько быстро выполнит папа свои обещания. Они дали понять, что в ее же интересах уладить все еще до прибытия в Феррару, дабы избежать неприятных эксцессов. Герцог Эрколе, выдвигая свои требования, похоже, совершенно потерял чувство меры, считая, что должен получить сполна в обмен на то, что Лукреция окажется под «его защитой». Столкнувшись с непомерными требованиями семейства д'Эсте, папа время от времени отступал перед этим «купцом», как он его называл, но все же в итоге сдавался. Понтифику доставляло удовольствие выспрашивать у Сарацени и Беллингьери об Альфонсо: выше ли он ростом, чем герцог Валентинуа, красив ли, хорошо ли сложен, любит ли оружие? Приличия и достоинство не позволяли Лукреции задавать вопросы о женихе, но, несмотря на общепринятые взгляды, которые разделяет и Грегоровий, она, как сообщает нам Сарацени, поддерживала переписку с Альфонсо. По общему признанию, они обменивались исключительно деловыми письмами, но сам факт существования переписки означал, что Лукреция имела еще одну возможность подвергнуться оскорблениям.

Тем временем Альфонсо д'Эсте занимался приготовлениями к свадьбе, на которую не жалели денег. Обсуждались женские наряды, в особенности наряд невесты. Те, кто видел Лукрецию, описывали ее как одну из самых обаятельных женщин, к тому же богатую и щедрую. «Ей-богу, это истинная правда!» – подтверждали придворные. Женщины обменивались информацией о внешнем виде и манерах новой герцогини. Было известно, что она не завивает волосы, давая им свободно спускаться по плечам, что в одежде придерживается молодежного стиля, что можно увидеть на фреске Пинтуриккьо в Ватикане и на медали, названной «Аморино Бендато», отчеканенной в Ферраре. Лукреция держится изящно, с достоинством и, согласно чьей-то записи, «она столь грациозна, что когда прогуливается, то практически не видно, чтобы она прилагала для этого какие-то усилия».

Предполагаемый маршрут Лукреции тщательно изучен, подготовлен поименный список сопровождающей ее свиты. В списке значились около двадцати молодых женщин и девушек, среди которых была и Адриана Мила, слуги (по большей части испанцы), мажордом, секретарь, два капеллана, a maitre-d'hotel, придворная дама, ведающая гардеробом, портные, повара, кузнец, шорник, интендант, чтец, десять грумов, десять пажей и пятьдесят погонщиков. Кроме того, представители аристократии: семейств Колонна, дель Буфало, Палуцци, Маззини и Франджипане. Список заканчивался тремя епископами и одним кардиналом – Франческо Борджиа. Чезаре Борджиа включил сверх того двести синьоров, которые должны были прибыть в Феррару в связи с ожидаемым приездом его жены в Италию. Двадцать горнистов и четыре испанских клоуна придавали особый колорит этой кавалькаде.