Однако, несмотря на это, что-то неуловимо торжественное все-таки сохранилось. Наверное, это был стеклянный куб, занимавший почти половину помещения Склепа, привлекавший к себе внимание хотя бы своими колоссальными размерами. Четырежды за три столетия живая копия покойного Гэри Селдона появлялась там и говорила… Дважды он говорил, когда в Склепе не было ни души…

Старик пронес свой образ через три столетия, через девять поколений. Он, свидетель величайшего расцвета Империи, до сих пор знал о происходящем в Галактике больше, чем его прапраправнуки.

Куб был пуст.

Первым в Склеп прибыл мэр Индбур III на парадном автомобиле, с трудом пробившемся по запруженным взволнованной толпой улицам. С ним вместе прибыло его собственное кресло – оно было выше и просторнее тех, что стояли в Склепе. Кресло поставили перед остальными, так что Индбур возвышался над всеми, а над ним – только стеклянный куб.

Раздувшийся от важности чиновник низко поклонился мэру, церемонно взмахнул рукой.

– Ваше Сиятельство, для самой широкой трансляции вашего заявления вечером все готово.

– Хорошо. А пока пусть продолжается межпланетная трансляция церемонии открытия Склепа. Никаких, конечно, критических выступлений и вообще никаких мыслей по этому поводу. Реакция населения по-прежнему одобрительная?

– Ваше Сиятельство, весьма одобрительная! Злобных нападок становится все меньше. Доверие к правительству растет.

– Прекрасно.

Индбур жестом отослал чиновника и поправил яркий шейный платок.

До полудня оставалось двадцать минут.

По одному и парами входили избранные – опора правительства, тузы торговых организаций. Напыщенность и торжественность их представления зависела от величины их капитала и от того, насколько к ним благоволил мэр. Каждый из них кланялся ему, получал в ответ два-три благосклонных словечка и садился в предназначенное для него кресло.

Откуда ни возьмись, на редкость невзрачный на фоне высшего света Академии, появился хейвенец Ранду и пробрался, не будучи представленным, к креслу мэра.

– Ваше Сиятельство, – пробормотал он, кланяясь.

Индбур недовольно нахмурился.

– Вам не была назначена аудиенция!

– Ваше Сиятельство, я ожидаю ее уже целую неделю.

– Сожалею, однако государственные дела, связанные с открытием Склепа Селдона…

– Ваше Сиятельство, я тоже сожалею, но прошу вас отменить ваш приказ относительно того, чтобы корабли, переданные Независимыми Торговцами, были распределены между подразделениями Флота Академии.

Индбур, раздраженный тем, что был прерван на полуслове, покраснел.

– Сейчас не время для обсуждения подобных вопросов.

– Ваше Сиятельство, это единственное время, когда это возможно обсудить, – мягко прошептал Ранду. – Как представитель Независимых Торговых Миров, я заявляю вам, что такой приказ не может быть выполнен. Он должен быть отменен до того, как Селдон решит за нас наши проблемы. Если мы упустим время, потом будет слишком поздно вести мирные переговоры и наше сотрудничество попросту распадется.

Индбур смерил Ранду ледяным взглядом.

– Вы отдаете себе отчет в том, что я – Главнокомандующий Вооруженных Сил Академии? Имею я право определять военную политику своего государства или не имею?

– Ваше Сиятельство, имеете, но кое-какие действия представляются нецелесообразными.

– Не вижу никакой нецелесообразности. Мне как раз представляется опасным позволять вашим кораблям расщепить Флот Академии в теперешней экстренной ситуации. Раздельные действия на руку врагу. Мы должны действовать сообща, посол, как с военной, так и с политической точки зрения.

У Ранду пересохло в горле. Он, опустив официальное обращение, выпалил:

– Конечно, сейчас вы чувствуете себя в безопасности, полагая, что Селдон все решит за вас, и позволяете себе выступать против нас. Месяц назад вы были сговорчивее, когда наши корабли разбили Мула при Тереле. Позволю себе напомнить вам, сэр, что корабли Академии пять раз проиграли в открытых боях и что не кто иной, как Флот Независимых Торговых Миров, одержал все ваши победы.

Индбур угрожающе нахмурился.

– Ваше дальнейшее присутствие на Терминусе нежелательно, посол. Вы будете официально отосланы сегодня вечером. Кроме того, сейчас мы занимаемся расследованием ваших преступных связей с подпольными демократическими силами на Терминусе. И мы продолжим расследование.

– Как только я буду отослан, вместе со мной уйдут и наши корабли. Я понятия не имею о ваших демократах. Зато мне известно, что ваши корабли сдались Мулу в результате измены высшего командного состава, а никак не простых солдат – не знаю, кто они – демократы или кто еще. Повторяю: двадцать кораблей Флота Академии сдались Мулу при Хорлеггоре по приказу контр-адмирала – целые и невредимые. Контр-адмирал был вашим ближайшим приспешником – это он председательствовал в трибунале, когда здесь судили моего племянника, как только он вернулся с Калгана. Это не единственный случай, известный нам, и мы не собираемся рисковать своими людьми и кораблями ради потенциальных изменников!

– Вы будете арестованы, как только выйдете отсюда! – прошипел Индбур.

Ранду отошел в сторону, сопровождаемый ледяными взорами придворной камарильи.

До полудня оставалось десять минут!

Байта и Торан уже прибыли. Они приподнялись с кресел в последнем ряду и помахали Ранду.

– Ну, и вы здесь! Как вам это удалось?

– Нашим дипломатом был Магнифико, – усмехнулся Торан. – Его Сиятельство изволили пожелать, чтобы он сочинил нечто торжественное на тему открытия Склепа Селдона для видеосонора, причем в главной роли, естественно, – Его Сиятельство. А Магнифико наотрез отказался идти сюда без нас. Ему не смогли отказать. Эблинг Мис тоже здесь, по крайней мере – был здесь. Бродит где-то, видимо.

Торан спросил, заметно волнуясь:

– Дядя, что-нибудь произошло? Ты что-то неважно выглядишь.

Ранду кивнул.

– Наверное, неважно. Дела плохи, Торан. Боюсь, как только они разделаются с Мулом, тут же примутся за нас.

Неожиданно перед ними возник высокий мужчина в белом костюме и поклонился, прищелкнув каблуками.

Байта просияла и протянула ему руку.

– Капитан Притчер! А я думала, вы воюете!

Капитан пожал ее руку и склонился ниже.

– Что вы! Я так понимаю, это доктор Мис постарался, чтобы я попал сюда, но, увы, это временное послабление. Завтра возвращаюсь под домашний арест. Который час?

Было без трех минут двенадцать.

Магнифико являл собой зрелище крайней растерянности и удрученности. Он скрючился в кресле, как обычно, стараясь спрятаться от посторонних глаз. Сморщив длинный нос, он испуганно стрелял во все стороны темными глазами из-под полуприкрытых век.