Но понять, почему человек добровольно становится палачом – это не возможно. Как и тех, кто страстно и увлечено интересуется пытками и казнями. А особенно тех, кто дружит с палачами.

Таких людей Гудо знал. Он тяжело вздохнул и сказал:

– Увидеть не мог. Это очень древняя казнь, о которой забыли. Но слышать – он слышал. И только от одного человека. Нет не человека – демона! Я знал его…

– А я думал ты единственный демон на земле, – усмехнулся Весельчак.

– Каждый человек наполовину демон, наполовину ангел. И то, что в нем побеждает, то он и есть на этот миг. Сегодня он радуется рождению своего первенца, завтра он же разбивает голову о камни ребенку своего врага. Только что он страстно молился у алтаря Господу, а через мгновенье ломает его, чтобы украсть драгоценные рубины – кровь Христа. Он получает раны, защищая своих родных и близких, и тут же бежит от них прочь, узнав о том, что их настигла чумная болезнь. Здесь – человек добрый христианин, любящий отец и муж, уважаемый человек, а через шаг – вор, убийца и насильник. Мудрецы говорят, что нет добрых и злых людей. Есть обстоятельства, в которых человек проявляет свою сущность. Но это не так. Человек сам выбирает, кем ему быть. И это бывает страшно. Нет, кровавей битвы, чем сражение с самим собой!

Гудо устало натянул на свою огромную голову синий капюшон. Скоро подадут команду, и галера полетит к острову Парос, где выбросит своих гребцов в пасть страшных пещер. Только не об этом сейчас думал Гудо. Он сейчас был не среди волн Греческого моря, и ему уже не были слышны слова Ральфа:

– Мне кажется он не совсем сумасшедший.

– Наверное, людоеды тоже бывают мудрецами, – с усмешкой ответил Весельчак.

* * *

Слова, слова, слова…

Давно Гудо не говорил так много слов. Но о чем они, и прав ли Гудо, произнося их? И зачем он говорил людям, которым в лучшем случае не было дела до него и им любимых людей.

Просто кто-то говорил его голосом. Говорил после того, как ему припомнился странный вечер в подземелье Правды….

– …Эй, возьми эту кружку. В нем крепкое вино. Славное вино. Дорогое! Ты удивлен? Ты еще не видел мэтра Гальчини пьяным? Смотри! Вот Гальчини каков. На самом деле все девять прошедших лет, когда ты был здесь… В один и тот же день… Один раз в году… И больше никогда. Ни вина, ни медовухи, ни даже пива! Нет, нет, нет… Все девять лет в этот день я уходил из подземелья, чтобы в одиночестве помянуть… Запомни этот день – Восемнадцатое марта!

В этот день на костер взошел самый великий из людей. Его звали Жак де Моле[75]. Ты узнаешь, кто этот человек, когда покинешь подвалы подземелья Правды. Да, да! Через два месяца я умру. Еще через полгода ты станешь свободен и будешь предоставлен сам себе. Знай, там за порогом подземелья Правды тебе не станет легче. Ибо на твоих плечах две тяжелейшие ноши: от Господа – проклятие, и от меня – знания. Ты будешь чувствовать себя хорошо, только если эти две чаши будут в равновесии. И только так.

Ты и не злой, но и не добрый. Ты не ангел, но ты и не демон. Ты не тупица, но и не гений. Ты не господин, но и не раб.

Ты все это вместе. Все это сваленное в одно корыто под названием жизнь, перемещенное и запеченное. На всем этом толстая корка, через которую ничего не видно, но под которой все бурлит и вызревает. И я уж не узнаю, каков этот запеченный хлеб. На пользу ли он людям, или отрава для их тела и души. А любопытно было бы посмотреть на тебя лет этак…

Ладно, это все слова, слова, слова… Но при помощи их можно зачать ребенка, а можно и убить человека. Слова закона сожгли Жака де Моле, а его слова проклятия убили короля и даже папу Римского[76]. Слова много значат, но часто за ними ничего и нет. Часто произносят слова, как клятву. И часто понимают, что клятва это всего лишь слова, которые бессильны перед обстоятельствами…

Мэтр Гальчини… Вспомнив его сегодня, Гудо уже внутренне не содрогнулся. Его весы медленно, но приходили в равновесие. Для этого понадобилось множество дней и ночей. Дней и ночей, которые проведены в диалогах с самим собой, в долгих и многочисленных воспоминаниях, в коротких, но очень ярких мечтаниях о неминуемо счастливом скором будущем. Это все были лекарства и снадобья от тяжелейшего состояния, в котором оказался Гудо, позволивший себе расслабиться и от того не успевший защититься от очередного жестокого поворота судьбы. Это были лекарства, придуманные самим Гудо и способные вылечить только самого Гудо. Особенно полезным были снадобья, в котором присутствовали Адела и дети.

О, если бы только можно было вычеркнуть из памяти неприятное и болезненное, что тянулось из мрачного подземелья. Тогда бы было больше времени на доброе и оздоровительное. На то, что заставляет сейчас Гудо готовить свое тело к скорым испытаниям, а разум к быстрому и правильному решению всяческих проблем. В том числе и тех, которыми судьба, повинуясь тяжести проклятия, еще непременно и жестоко ударит в самый неожиданный момент.

Что поделать, когда прошедшая жизнь преследует Гудо сотнями проклятий тех, кого он убил, изнасиловал, ограбил и избил. Все эти проклятия были услышаны Господом, собраны в один могучий кулак, и отданы судьбе Гудо, как оружие возмездия. Оружие, которое бьет наотмашь и в самое неподходящее время. Наверное, его невозможно остановить, так как уже не вымолишь прощение у мертвых, не повстречаешь униженных и оскорбленных живых. Но эти удары судьбы можно и должно смягчить. Во имя тех, о ком думает Гудо, о ком заботится, и с кем мечтается быть рядом до конца своей жизни.

Оставив за спиной пылающий Витинбург, Гудо дал слово Господу и самому себе – чтобы не произошло, чтобы не случилось, не убивать людей и не причинять им зла. А еще помогать больным и обездоленным. Всем конечно не помочь, но каждое их доброе слово может притормозить и смягчить кулак проклятия.

Дал слово и многие годы не нарушал его. И не нарушил бы. Вот только не хватило Гудо слов, чтобы убедить несчастных моряков на берегу острова Лазаретто оставить свой разбойничий промысел. Направить свои усилия и помыслы на наведение порядка, а так же на окончание строительства лечебницы. Только так можно получать помощь и от родственников, и от властей Венеции. Показать и доказать всем, что пребывающие на острове – не заживо похороненные, а всего лишь пребывающие в карантине, по истечению которого они могут вернуться в семьи и к труду. И первое это то, что ответственные за карантин должностные лица должны безбоязненно ступить на землю Лазаретто. Ступить и увидеть здоровых, трудолюбивых и достойных людей, а не шайку нищих и грабителей, которым лучше сгнить на проклятом острове.

Очень трудно заставить прислушаться тех людей, которые уже стали рабами воющего пустотой желудка. Их мозг – это голодная утроба. Можно ли их винить за это? Конечно, нет! Но вернуть мозг на место – да!