– Нет. Ты научишься справляться лучше.

– Справляться лучше?

Он откладывает вилку.

– Забыть такое невозможно, просто привыкаешь.

– Вы кого-то потеряли.

Теперь он отодвигает тарелку.

– Роуз. Мою дочь.

– Простите. Я даже не подозревала, – сочувственно говорю я.

Глитц вновь наливает себе белого вина.

– А откуда тебе это было знать. Я винил себя годами. Роуз была глубоко несчастна в браке. Однажды вечером она позвонила, попросила меня приехать. Я тогда уже успел напиться джина, никак не мог сесть за руль, поэтому ответил, что приеду с утра. А Диане, тогдашней жене, сказал, что все в порядке. Роуз умерла от передозировки. По сей день не знаю, сделала она это намеренно или случайно.

Глитц снимает очки в черной оправе и трет глаза.

– Диана от меня ушла, я потерял работу в Сити. Хотелось только страдать и винить себя.

– Вы не виноваты. Правда. – Я наконец поднимаю на него взгляд, думая, что другой человек не раскроется по-настоящему, пока мы сами не покажем ему свою уязвимую сторону.

– Я должен был понять по ее голосу, что случилась беда, и прыгнуть в такси.

– Ох, Глитц… И как вы это пережили?

– Марти. Тогда просто добрая знакомая. Она вынесла дверь моей квартиры – запущенной до невозможности – и заявила, что забирает меня, плевать, хочу я того или нет. Смелая девчонка… или глупая, – добавляет он с кривой усмешкой.

Сворачиваю салфетку пополам, потом еще раз.

– Даже не знаю, что сказать.

Глитц меня не слышит. Он снова с Роуз.

– Она все еще мне снится. На качелях, я подталкиваю ее, а она просит «Папочка! Выше!». В детстве она любила надевать свои цветастые трусики на голову, делала вид, что это шарфы, как у ее матери. – Мы смеемся. – И украшения любила. Наряжалась в жемчуга Дианы, надевала туфли и шла выгуливать собаку. Мой лучик солнца… Ты многим ее мне напоминаешь.

Тем же вечером я звоню домой. Папа отвечает после первого гудка.

– Я в порядке, – заверяю его.

– Это Бекка? – слышу на фоне мамин голос. – Прости меня, – берет она трубку.

– И ты меня, – отзываюсь я со слезами на глазах.

– Думала о твоих словах, – говорит мама.

– Я просто разозлилась.

– Понимаю, почему я занималась Пиппой. В детстве я обожала спорт, но мои родители не могли платить за тренировки…

– Мам, ничего страшного.

– Нет. Я хотела, чтобы у Пиппы появились возможности, которых не было у меня, однако мне следовало поощрять и твои увлечения, особенно искусство. Я не должна была тебя заставлять. Прости меня, пожалуйста. Ты сейчас где?

Говорю, что я у Глитца. Что все в порядке. Я не натворю глупостей и не причиню ребенку вреда.

– Что за день, – шепчу я и рассказываю Олли про маму и Пиппу. – Ты всегда говорил, что между нами слишком много недосказанного. Ну, теперь все раскрылось, как в «Шоу Джерри Спрингера».

Я так и не слышу его голос. Если вернусь в Винчестер, то обязательно отыщу Джима с Нудлом и узнаю, почему Олли перестал со мной разговаривать.

– А почему бы тебе не пожить здесь, пока я в Америке? – интересуется Глитц за утренним омлетом. – Будешь поливать цветы, кормить Бонда. Отпугивать грабителей. Я поговорил с Марти, она рада. Пригласи на недельку подругу. Не сиди одна. Повеселись.

– Боже мой!

Китти радостно скачет по комнатам, восклицая, что вся ее квартирка может вместиться в одну Глитцеву столовую. В гостиной есть рояль и барная стойка! А яркий натюрморт кисти некоего Альберто Моррокко!.. На кухне холодильник, способный составить конкуренцию тому, что стоит у Пиппы и Тодда. Правда, их был забит жутковатыми фруктовыми кебабами, а у Глитца с Марти холодильник полон райской пищи – там есть копченый лосось, крем-брюле, запеканка с маракуей и бельгийский шоколад.

Мы с Китти поднимаемся по лестнице, распевая песню Who Wants to Be a Millionaire? Заходим в просторную спальню Глитца и Марти, выкрашенную в мягкий желтый цвет. На окнах – белые деревянные жалюзи. Китти распахивает дверцы шкафа, заглядывает внутрь.

– Перестань! – оттаскиваю ее я, но все же не сдерживаюсь. – Увидела что-то интересное?

– Чтоб меня, да тут же есть игровая комната! – радостно кричит Китти, хватая ракетку для пинг-понга.

Я хлопаю в ладоши.

– И это все наше!

Тем же вечером, угостившись напитками из бара (я выпила крошечный бокальчик шампанского, а потом неохотно перешла на безалкогольное), мы пытаемся решить, как нам лучше провести эту неделю. Когда я рассказала Китти про Пиппу и маму, она тут же взяла отгул.

Я позвонила в «Мезо Джо». Самого Джо не было, поэтому я попросила Эдоардо передать ему, что кое-что произошло, поэтому мне пришлось уехать. Еще я позвонила Джанет. Объяснила, почему меня не будет на следующем занятии по дегустации, и заверила, что скоро вернусь.

Моя лучшая подруга в своей стихии – организации процесса.

– Не хочу забивать всю неделю до отказа, но думаю, что завтра нам надо бы сходить в современную галерею Тейт, а потом мы просто обязаны где-нибудь выпить чаю и… О, точно! Хорошо бы нам просадить кучу денег и сделать очистку лица или что-то подобное. – Китти тянется за бокалом шампанского. – Это куда веселее, чем любой отпуск. Неделя безудержного удовольствия, и не надо никуда ехать или лететь! Будем как туристы в собственном городе.

– И никаких упоминаний о доме, Пиппе, маме… – говорю я.

– Согласна. Самое оно.

За следующую неделю мы с Китти прошлись по всем крупным галереям и явно перебрали с искусством. Поэтому нам приходится переключать внимание на более важные дела – всяческий уход за собой и еду. Мы идем в кафешку в Блумсбери, где наслаждаемся розовыми и желтыми кексиками, а также пирожными с топлеными сливками. Потом делаем педикюр в модном салоне в Ноттинг-Хилле. Я выбираю ярко-красный лак, а Китти – серебристый.

Чтобы компенсировать съеденные кексы и сливки, мы долго гуляем в Ричмонд-парке, где попадаем под дождь. Штурмуем торговый центр «Уэстфилд» (я там никогда не была) и покупаем одежду. В основном для Китти, ведь я на шестом месяце беременности, но все же и я не могу устоять перед парой ботинок из коричневой кожи. В субботу мы гуляем по рынку Боро-маркет и обедаем хот-догами, посыпанными жареным луком. Как-то вечером решаем поваляться в кровати и, поедая крем-брюле, смотрим «Безумцев», серию за серией. Больше всего мне нравится бродить по улицам среди незнакомцев, когда не приходится вечно прятаться от маминых друзей. «Хорошо, что здесь можно затеряться в толпе», – говорил Джо. Как я, оказывается, скучала по шуму Лондона, по разношерстной массе людей! В метро напротив нас с Китти сидит парень и начинает нам петь в стиле регги: «Хэй, прекрасная лэ-э-эди, чудная встреча в пути. Как тебе идейка, на ночь ко мне зайти?» Он радостно смеется и желает нам «приятного дня», а мы выходим из вагона.