«Бля, — думал Зеб в то утро, только что проснувшись, лежа в кровати и вдыхая гадкую смесь. — В этом нет будущего».

А если какое-то будущее и было, то строго негативное, поскольку, кроме неприятного запаха, у Винетты проявилось еще и лишнее любопытство. Во имя любви, стремясь узнать и понять настоящего Зеба, она желала исследовать его потайные глубины, фигурально выражаясь. Она хотела сорвать с него крышку. Если начнет ковырять слишком активно и сдерет один за другим слои хлипкой легенды, которые он не слишком хорошо продумал, под ними окажется что-то совсем неубедительное. Зеб мысленно поклялся, что в следующий раз, когда будет пудрить кому-нибудь мозги, он уж расстарается. И если Винетта продолжит копать, то может догадаться, кто он и откуда, и тогда рано или поздно заложит его, чтобы получить награду — которая, несомненно, обещана обитателям «серых земель», и слухи о ней разошлись по «крысиному телеграфу» в плебсвиллях.

Зеб не сомневался, что за него обещали награду. Вероятно, даже опубликовали кое-какие его биометрики типа фотографий ушей, анимированных силуэтов походки и отпечатков больших пальцев, снятых еще в школе. Насколько он знал, Винетта не связана ни с какими бандами, и, к счастью, она была слишком бедна, чтобы позволить себе компьютер или планшет. Но в нет-кафешках можно задешево купить компьютерное время, и если она разозлится на Зеба по-настоящему, то начнет искать его личность в Сети.

Она и так уже начала приходить в себя после первоначальной комы, вызванной сексом, какой могут обеспечить только подростковые гормоны, — энтузиазм щенка на спидах, восторг первооткрывателя инопланетной жизни. У мальчиков в этом возрасте нет вкуса как такового — они неразборчивы. Они, как те пингвины, которые так шокировали викторианцев: готовы трахать все что угодно, лишь бы с дыркой. В случае Зеба от этого выигрывала Винетта. Не ради похвальбы, а ради истины: во время их ночной гимнастики у Винетты так глубоко закатывались глаза, что она большую часть времени напоминала зомби; а от ее воплей, способных посрамить усилители рок-ансамбля, принимались колотить в пол соседи снизу, из винного магазина, и в потолок — соседи сверху, неустановленное количество унылых рабов на зарплате.

Пока что Винетта принимала животную энергию Зеба за нечто более глубокое. После траха она хотела разговаривать. Она хотела обмениваться с ним глубинными сущностями на духовном уровне. Уже начались вопросы типа: достаточно ли большая у нее грудь, и идет ли ей лаймовый оттенок зеленого, и почему они больше не делают «это» два раза за ночь, как в самом начале? Такие вопросы — ловушка, как на них ни отвечай. Зебу уже стали надоедать еженощные допросы. Он начал подозревать, что, возможно, его чувства к Винетте все же не были истинной любовью.

— Не надо на меня так смотреть. Я был совсем сопляк. И не забывай, я не получил нормальной социализации.

— Как я на тебя смотрю? Здесь темно, как у козла в брюхе. Ты меня не видишь.

— Я чувствую леденящий холод твоего каменного взгляда.

— Мне просто жалко девочку.

— Нет, не жалко. Если бы я остался с ней, я бы не был сейчас здесь с тобой, правда же?

— Да. Это верно. Хорошо, вычеркиваем жалость. Но все же.

Все же он не стал поступать, как полное говно. Он оставил Винетте денег и записку, где клялся в вечной любви, а в постскриптуме объяснял (не вдаваясь в детали), что его подставили, он в опасности и не может допустить, чтобы и ее жизнь оказалась под дамокловым мечом.

— Ты прямо так и написал? Под дамокловым мечом?

— Да, она обожала любовные романы. Рыцарей и все такое. У нее было несколько старых книжек в мягких обложках — остались от предыдущих жильцов комнаты. Конечно, зачитанные до дыр.

— И ты не захотел сыграть рыцаря?

— Для нее — нет. Вот ради тебя, — он целует кончики ее пальцев, — я готов в любой момент устроить дуэль на шпагах завтра на рассвете.

— Не верю, — говорит Тоби. — Ты сам только что признался, что ты лгун!

— Но для тебя я хотя бы стараюсь врать. Врать — гораздо более трудоемкое занятие, чем резать правду-матку. Рассматривай это как танец ухаживания. Я уже старый, жизнь меня потрепала, и у меня нету гигантского синего члена, как у наших общих друзей. Приходится варить котелком. Тем, что от него осталось.

Зеб спешно отправился автостопом на юг по шоссе, где ходили грузовики, и добрался до места, где когда-то находилась Санта-Моника. Поднимающийся океан проглотил все пляжи, и когда-то люксовые гостиницы и кондоминиумы были полузатоплены. Часть улиц превратилась в каналы, а близлежащий городок Венеция стал оправдывать свое название. Этот квартал в целом был известен как Плавучий Мир, и он действительно часто плавал, особенно когда приходило полнолуние и начинался прилив.

Настоящие владельцы тут больше не жили. Они не смогли получить страховку — ибо что такое наступающий океан, как не деяние Божье, подлинные форсмажорные обстоятельства? — и бежали в горы. В здания вселились скваттеры и разного рода временные жильцы, хотя коммунальные службы уже не работали: водопроводу и канализации наступил капут, и электричество тоже отрубили.

Но квартал приобрел некий обшарпанно-романтический душок, и немолодые фраера из районов помажорнее, покамест не затопленных, частенько заглядывали в Плавучий Мир пощекотать нервы в богемной атмосфере. Они перемещались по затопленным улицам в кишащих повсюду маленьких водяных такси с подвесными солнцемоторами. Фраера, они же лохи, жаждали азартных игр, женской ласки и запрещенных химических веществ, но, кроме этого, они еще с удовольствием вкушали восторги, предлагаемые бродячей ярмаркой. Ярмарка перемещалась из одного ветшающего здания в другое, снимаясь с места, если здание чересчур сильно затапливало или если очередной шторм поглощал очередной кусок берега и расположенной на нем недвижимости.

Плавучий Мир предлагал гостям очень многое; к своей немалой выгоде, ибо владельцы здешних бизнесов не платили ни налогов, ни за аренду помещения. Здесь круглые сутки играли в крепе, и за столами сменяли друг друга красноглазые игроки: они уже пресытились азартными играми онлайн и приходили сюда, как наркоманы, за новыми и новыми дозами щекочущей нервы потенциальной опасности. Кроме этого, они еще хотели выбраться из-под колпака: они считали, что Интернет полон дырочек для подглядывания — едва ли не хуже, чем шоферский мотель на шоссе для трейлеров, и не хотели оставлять в злачных местах Сети следы своей виртуальной ДНК.

Здесь был и бордель, предлагавший как живых девочек, так и простиботов, в зависимости от того, хотелось ли клиенту взаимодействия по запрограммированному сценарию. Впрочем, уловить разницу было зачастую трудно. Была и труппа уличных акробатов, которые жонглировали горящими факелами на канатах, натянутых над затопленными улицами, и иногда падали и ломали себе отдельные части тела — например, шею. Возможность увидеть травму или смерть «вживую» тоже притягивала: интернет-зрелища все сильнее редактировались и прилизывались перед показом, и даже подлинность так называемых реалити-шоу вызывала у зрителей много вопросов. Поэтому грубый, неотшлифованный физический мир начал приобретать некую загадочную привлекательность.