«Наверное, у них железы не в порядке», — подумал он и бросил сигарету. Заглянув в бар, он увидел Паулу, которая разговаривала с Лопесом, он с завистью посмотрел на них. Хорош жук, этот Лопес, времени не теряет, знай, обрабатывает рыженькую. Интересно, как поведет себя Рауль. Вот бы Лопес подклеил ее, отволок к себе в каюту и, покувыркавшись хорошенько, отдал бы обратно, потрепанную, как та адвокатская жена. Все выглядело просто, в привычных выражениях: трахнуть, придавить, всадить, отчекрыжить, а тот, другой, пусть делает как знает: или поступает как мужчина, или ходит-шелестит рогами. Фелипе свободно двигался внутри схемы, где каждая деталь — на своем месте и хорошо освещена. Но с Алфиери — когда словечки с двойным дном, да не знаешь, говорит он серьезно или хочет еще чего-то… Он увидел Рауля и доктора Рестелли, выходивших на палубу, и повернулся к ним спиной. И пусть этот со своей английской трубкой больше не испытывает его терпения. Да он готов был его убить сегодня днем. Но ведь не получилось у них ничего, он уже знал от отца, что экспедиция провалилась. Три здоровенных мужика не смогли пробиться на корму и посмотреть, что там творится.

Мысль пришла сразу, он и секунды не думал. В два прыжка отскочил в сторону и спрятался за бухтой каната, чтобы Рауль с Рестелли его не увидели. Помимо того что ему хотелось избежать встречи с Раулем, он уходил и от возможного разговора с Черным Котом, который наверняка обиделся на его… как это он говорил им на уроке?.. нецивильность (или нецивилизованность? фу ты, один черт). И когда увидел, что они склонились над бортом, пробежал к трапу. Беба посмотрела на него с безмерной жалостью. «Будто трехлетка, — пробормотала она. — Носится, как угорелый. Из-за тебя о нас невесть что подумают». На верхней ступеньке он обернулся и деловито выругался. Вбежал в свою каюту, находившуюся рядом с переходом, соединяющим коридоры, и притаился у дверной щели. Убедившись, что все тихо, он выскользнул в коридор и толкнул дверь в переходе. Она оказалась незапертой, как и в прошлый раз, за нею сразу шел трап. Именно там Рауль в первый раз сказал ему «ты», просто не верилось, теперь просто не верилось. Он закрыл за собой дверь и очутился в темноте еще более густой, чем в прошлый раз; странно, что теперь ему показалось темнее, лампочка светила та же самая. На середине трапа он постоял секунду в нерешительности, прислушиваясь к доносящимся снизу шумам; тяжело стучали машины, пахло смазочным маслом и битумом. Здесь они говорили о фильме про корабль смерти, и Рауль сказал, что фильм этот снимал, как его… А потом он посочувствовал Фелипе, что ему приходится уживаться с семейством. Он хорошо помнил его слова: «Мне бы хотелось, чтобы ты был здесь один». Какое ему дело, один он тут или с кем-то. Левая дверь была отворена; другая, как и раньше, закрыта, но изнутри доносился стук. Застыв перед дверью, Фелипе почувствовал, как что-то катится у него по лицу, и отер пот рукавом рубашки. Подцепил новую сигарету и быстро закурил. Он им покажет, этим троим прощелыгам.

XXVIII

— В пошлом месяце закончила пятый класс музыкального училища, — сказала сеньора Трехо. — С отличием. Теперь будет концертанткой.

Донья Росита с доньей Пепой нашли, что это великолепно. Донья Пепа тоже когда-то хотела, чтобы Нелли стала концертанткой, но с этой девочкой нету сладу. Способности-то у нее были, конечно, были, совсем крошкой она по памяти пела все танго и все такое прочее и часами слушала по радио классическую музыку. А как дело до учебы дойдет — ни с места.

— Ой, сеньора, если бы я вам рассказала… Беда, да и только. Если бы я рассказала… Но что поделаешь, не по вкусу ей учение.

— Понимаю, сеньора. А вот Беба по четыре часа каждый день сидит за пианино, и, поверьте, нам с супругом это тоже дорого обходится, потому что она все упражняется и упражняется, а дом-то невелик, можно и устать. Но зато за все награда, когда начинаются экзамены, и девочка сдает их с отличием. Вы ее услышите… Может, ей предложат сыграть, по-моему, в таких круизах принято: артист дает концерт. Конечно, Беба не захватила нот, но она на память знает «Полонез» и «Лунную сонату», она их всегда играет… Я говорю это не потому, что я мать, но играет она с чувством.

— Классическую музыку надо уметь играть, — сказала донья Росита. — Это вам не нынешняя, один шум, все эти футуристические штучки, которые передают по радио. Я, как они начнут, сразу мужу говорю: «Выключи, Энсо, эту гадость, у меня от нее голова болит». Говорю вам, это все надо бы запретить.

— Нелли говорит, что нынешняя музыка совсем не такая, как раньше, Бетховен и тому подобное.

— И Беба говорит то же самое, а уж кому судить, как не ей, — сказала сеньора Трехо. — Очень много футуризма развелось. Мой супруг два раза писал на государственное радио, чтобы поработали над программами, но, сами знаете, нынче все делается по знакомству… Как вы себя чувствуете, деточка? По-моему, вам нездоровится.

Нора чувствовала себя неплохо, но замечание сеньоры Трехо ее смутило. Она не ожидала встретить в читальном зале дам, и теперь уже не могла повернуться и уйти обратно в бар. Пришлось сесть с ними и улыбаться, как будто она вне себя от радости. А может, что-то в ее лице, подумала она… Да нет, ничего не может быть заметно.

— Меня немножко укачало сегодня, — сказала она. — Чуть-чуть, но я выпила таблетку, и сразу прошло. А вы как себя чувствуете?

Дамы, вздыхая, сообщили, что, поскольку море успокоилось, им удалось выпить чаю с молоком, но если оно снова разволнуется, как в полдень… Ах, как счастлива молодежь, думает только о развлечениях, потому что еще не хлебнула жизни. Ну конечно, когда путешествуешь с таким симпатичным молодым человеком, как Лусио, и жизнь видится в розовом свете. Какая она счастливая, бедняжка. Да и к лучшему. Никогда не знаешь, что будет потом, так что покуда есть здоровье…

— Вы ведь поженились совсем недавно, не так ли? — сказала сеньора Трехо, впившись в нее взглядом.

— Да, сеньора, — сказала Нора. Она чувствовала, что сейчас покраснеет, и не знала, как быть, чтобы они не заметили; все три смотрели на нее, липко улыбаясь, сложив пухлые ручки на выпирающих животах. «Да, сеньора». Она решила притвориться, будто на нее напал кашель, закрыла лицо ладонями, и дамы спросили, уж не простудилась ли она, а донья Пепа посоветовала растереться мазью «Вапоруб». У Норы засосало под ложечкой от лжи, а главное — от того, что у нее не хватило духу выдержать вопроса в лоб. «Какая разница, кто что подумает, если потом мы все равно поженимся? — говорил ей Лусио много раз. — Это — лучшее доказательство, что ты мне полностью доверяешь, и вообще — надо бороться с буржуазными предрассудками…» Но она не могла бороться и особенно сейчас. «Да, сеньора, совсем недавно».

Донья Росита стала объяснять, что влажность — вреднющая штука, и что если бы не работа ее мужа, она бы уже давно его упросила съехать с острова Масьель. «У меня ревматизм вступил во все тело, — сообщила она сеньоре Трехо, которая не сводила глаз с Норы. — И никто его оттуда выгнать не может. Я ведь, знаете, к врачам ходила, и никакого проку. А все — влажность. Она для костей — хуже смерти, чисто накипь внутри оседает, и сколько ее ни выгоняй, сколько ни пей печеночного гриба, — ей все нипочем…» Нора, нащупав паузу в разговоре, поднялась и посмотрела на часы с таким видом, будто у нее назначена встреча. Донья Пепа и сеньора Трехо обменялись понимающими взглядами и улыбками. Конечно, они понимают, как не понять… Идите, деточка, вас, наверное, заждались. Сеньоре Трехо было немного жаль, что Нора уходит, все-таки она ее круга, не то что эти сеньоры, такие добрые, бедняжки, но настолько ниже нее по положению… Сеньора Трехо начинала подозревать, что в этом круизе ей не с кем будет особенно общаться, это ее беспокоило и огорчало. Мать мальчика разговаривала только с мужчинами, сразу видно, какая-нибудь артистка или писательница, потому что настоящие женские проблемы ее не интересовали, она все время курила и говорила о чем-то непонятном с Медрано и Лопесом. Другая, рыжая девушка, вообще несимпатичная и к тому же слишком молодая, чтобы разбираться в жизни, так что о серьезном с ней не побеседуешь, не говоря уж о том, что у нее одно на уме: покрасоваться в своем более чем неприличном бикини, да пофлиртовать хоть с Фелипе. Об этом, кстати, ей надо поговорить с мужем, нельзя, чтобы Фелипе попался в руки к этой вампирессе. Но тут она вспомнила, какие глаза стали у сеньора Трехо, когда Паула растянулась на палубе загорать. Нет, не о таком путешествии она мечтала.