– Об этом нигде не сообщали, – удивленно сказал Вадим.

– Тебя это удивляет? Мэтр такого ранга… Прижали даже слухи. Для широкой общественности Урбанович врачевал запущенную язву. Вроде полегчало, случилась перестройка, Урбанович снова в обойме, клеймит советский строй, читает лекции за рубежом, колесит где попало, снимает кино, не уставая повторять слова Альфреда Хичкока, что фильм – это жизнь, лишенная всех элементов скуки. Интересен, в связи с нашим вопросом, контакт с известным американским литератором и демонологом Уильямом Блуа, у которого на вилле в Кентукки он прожил около месяца. Но известен только факт, чем они там занимались – тайна за семью печатями. Начало девяностых, старику уже под семьдесят, но он активен, бодр, пышет здоровьем. Отмечается в Голливуде, где заводит полезные знакомства с режиссерами и сценаристами, знаменитый проект «Темные начала» совместно с Полом Верховеном, принесший ему не только дополнительную известность, но и бешеные деньги…

– А семья, дети? – подала голос Лиза.

– Не густо, – признал Павел, – Жена… очень, кстати, в молодости напоминавшая Веру Холодную, сын, двое внуков. Жена, как вы знаете, погибла через час после похорон, сын днем ранее попал в автокатастрофу, выписался на следующий день из больницы, но до Сибири не добрался. Глупая смерть – его нашли мертвым на обочине, обобранным до нитки.

– Ужас… – прошептала Лиза.

– Да, они действительно отдают все нажитое, включая родственников… – задумчиво пробормотал Фельдман, – Акцентирую – БЛИЗКИХ родственников. Внуки, насколько знаю, не погибли. Хотя об их судьбе известно мало.

– Вот и наследники…

– К черту наследников, – Павел нахмурился, – Все активы и большую часть движимого и недвижимого имущества Урбанович списал в течение последнего месяца. Адрес «получателя» неизвестен. Наследникам достанутся крохи. Они могут судиться до скончания следующего века, вот только с кем?

Фельдман выпил, погладил намечающийся живот.

– Спортом бы заняться, – заметил Вадим.

– Нет, – покачал головой Павел, – Признаю единственную форму физического труда – ворочать миллионами.

– Удается?

– Нет. Иначе ты бы здесь не сидел, а летел бы, завывая, как фанера над Парижем. Вернемся к деяниям великих. Белоярский Семен Борисович. Под занавес жизни также перебрался в Сибирь – на малую историческую родину… Хотя, ни хрена себе, малую… – Фельдман почесал свою непропорциональную голову, – На этапах большого пути задерживаться не станем. Окончил художественную академию в городе Москве, таланты оценены по достоинству, в начале пятидесятых женился на дочке секретаря обкома одной из южных областей… выставки, вернисажи, оглушительный успех. Отдельные невоздержанные товарищи сравнивали Белоярского с Айвазовским, но Ованес Айвазян – кажется, так настоящее имя классика? – творил исключительно морскую тематику, жутко не любил рисовать людей и прочую сухопутную муру. Белоярский же рисовал ВСЁ. У него была прекрасная зрительная память, оригинальная, прямо сказать, чарующая манера исполнения, непревзойденный специалист по наложению красок, блестящее воображение, драйв, экспрессия. Сегодня он мог написать заказной портрет партийного босса какой-нибудь хлопковой республики, завтра – взрыв атомной бомбы над Хиросимой, да так, что зритель ощущает себя в эпицентре всей этой бомбежки… В общем, талантище из всех отверстий. Он много трудился. Он просто не вылезал из работы. Умудрялся сочетать творчество с администрированием, с организационной и финансовой деятельностью. Выставка в Париже – 74 год, Нью-Йорк, Токио, Барселона – 76-й. Испанская академия наук присваивает Семену Борисовичу звание своего почетного академика. Он пишет потрясающий портрет Фиделя, Дина Рида, доктора Альенде, много и охотно преподает, мотается по зарубежьям… Но вот что характерно, – Фельдман назидательно устремил указательный палец в потолок, – Не во всем великому человеку везет. Изматывающий развод, супруга оказалась сущей стервой, да еще и изменницей в свои без малого полвека… – Фельдман почему-то пристально воззрился на Лизу. Все молчали.

– История стара, как мир. Хочешь, чтобы жена не изменяла – не женись. Но мы не об этом. В начале 84-го ограблена квартира художника в Малом Арбатском переулке. Убита девушка-прислуга, похищены картины из его личной коллекции, которые Белоярский никому не показывал. Пропало порядка дюжины картин. Ходили слухи, что после данного происшествия в голове художника что-то провернулось, он начал чудить. Но нас волнуют сухие милицейские строчки. Сыщики прыгнули выше головы и вернули похищенное. Дело в плане огласки не шагнуло за грань дозволенного. Но эксперты-криминалисты каждую картину сфотографировали, фотографии присовокупили к уголовному делу, которое после быстрого осуждения виновных было спрятано в архив на дальнюю полку. Мне удалось добраться до этой полки, просмотреть сфотографированные на цветную пленку «домашние», так сказать, полотна художника. К сожалению, не могу их вам продемонстрировать, поскольку дал слово одному архивному работнику, что дальше меня это не уйдет…

– Объясни мне ради Бога, как тебе удается – получать любую информацию в сжатые сроки? – недоверчиво спросил Вадим.

– Мальчик мой, – высокомерно посмотрел на собеседника Фельдман, – Ты действительно не знаешь человека по имени Артем Белинский?

– Не знаю я никакого Белинского, – огрызнулся Вадим, – Это что, твой биограф?

– Нет, он мне не биограф, но он бы смог ответить на твой вопрос. Я могу не только получать информацию, но и имею обширные связи по всему глобусу. Хочешь спросить, почему я, в таком случае, не проживаю в золотом дворце?

– Так и подмывает, – признался Вадим.

– Потому что деньги в нашей семье тратит ЖЕНЩИНА, – с непонятной гордостью сообщил Фельдман, – А женщина всегда тратит деньги с умом.

– В итоге ни ума, ни денег, – догадался Вадим.

– Вы часто отвлекаетесь, – заметила Лиза.

– Вернемся к нашим великим, – спохватился Павел, – Более мрачных творений я в жизни не видел. Отдыхают Гойя, Пикассо с «Герникой» и Эдвард Мунк со своим похищенным «Криком». С холстов сочатся страшные предчувствия, боль, отчаяние, безысходность, страдание… Он не вырисовывал эти вещи так тщательно, как прочие работы, но настроение передавал с чудовищной достоверностью. Картины без сюжетов, без каких-либо конкретных персонажей, фона, действия. Невероятная мешанина из Сальвадора Дали, авангарда, дадаизма… Особенно впечатлили меня врата преисподней, в которую так не хочется идти простому маленькому человеку…

– Мы поняли, можешь не продолжать, – Вадим поежился, – Правильно сделал, что не показал нам эти картины.

– То есть, помнил, боялся, сознание рисовало готические ужасы. Милиция все вернула владельцу. Что при этом подумала она и другие наделенные властью люди, история умалчивает. Но, полагаю, размышляли они в верном направлении: не прошло и полгода, как наш герой загремел в психушку – был срыв, серьезная эмоциональная вспышка, скандал в Доме художника. Белоярский так орал на президиум высокого собрания, что вороны замертво падали на крышу. А его всего лишь немного покритиковали… Как и в первом случае, никакой информации о болезни, оклемался, продолжал творить на благо партии и народа. Партия вскоре загнулась, Белоярский это событие бурно приветствовал, потянулись к нему деньги, западные партнеры, выгодные предложения… Имелись в биографии периода девяностых подозрения в дьяволопоклонстве, основанные на неких письменных показаниях одного прибранного «магистра», но возмущенная общественность их решительно отвергла, как наветы завистников. И я охотно верю – не было со стороны Белоярского никакого поклонения Сатане, он просто делал попытки как-то вникнуть в предмет своих терзаний. Понятно, что с годами, по мере приближения указанного срока, он чувствовал нервозность, впадал в мистику, становился суеверным, менее терпимым к материальному, терял способность бороться с навязанными мнениями и решениями, которую мы называем критическим мышлением…