Я открыл дверь как раз в ту секунду, когда к ней подбежала запыхавшаяся, испуганная Бетти.

— Все в порядке, — сказал я, загораживая вход в комнату. — Ошибочный вызов. Возвращайся к себе.

— Доктор Фарадей уходит! — крикнул Родерик. — Его ждут пациенты. Какая жалость! Проводи доктора в вестибюль и захвати его пальто и шляпу.

Мы с Бетти смотрели друг на друга, но что я мог поделать? Совсем недавно я сам напомнил Роду, что он «глава дома», взрослый человек, хозяин имения и прислуги.

— Хорошо, — выдавил я.

Пропуская меня, Бетти посторонилась и поспешила за моими вещами.

Я так разволновался, что перед дверью гостиной минуту постоял, пытаясь прийти в себя. Мне так и не удалось до конца справиться с собой, и я боялся, что лицо выдаст мое состояние. Однако мой приход никого не впечатлил. Каролина сидела с книгой на коленях, миссис Айрес посапывала в кресле у камина. Я никогда не видел ее спящей и потому еще больше оторопел. Услышав мои шаги, она проснулась и вскинула на меня испуганный бессмысленный взгляд ошалелой со сна старухи. Шаль, которой она укрыла ноги, соскользнула на пол. Я ее поднял и подал хозяйке, уже успевшей вернуться в привычный облик.

— Как там Родерик? — спросила миссис Айрес.

— Если честно, не очень, — помешкав, ответил я. — Не знаю, что и сказать. Каролина, потом загляните к нему, ладно?

— Только если он не пьян. Надоело уже.

— Пьян? — В голосе миссис Айрес слышалось легкое презрение. — Слава богу, его бабушка до этого не дожила… Я имею в виду мать полковника. Она всегда говорила: нет хуже зрелища, чем нетрезвый мужчина. Пожалуй, я с ней соглашусь. Что касается предков с моей стороны… кажется, они вообще были трезвенники. Да, в этом я почти уверена.

— Тем не менее перед сном проведайте его. — Я сверлил Каролину взглядом. — Просто убедитесь, что все в порядке.

Наконец она поняла мой намек и кивнула, устало прикрыв глаза. Я немного успокоился, но сидеть у камина и вести пустопорожние разговоры было выше моих сил. Поблагодарив за обед, я распрощался. В вестибюле меня ждала Бетти с моим пальто и шляпой. Увидев ее, я вспомнил слова Рода: «Да кто вы такой? Вы никто!»

Дрянная погода лишь усугубила мое скверное настроение. Во мне клокотали злость и обида, я рывками переключал скорость и гнал так, что на повороте едва не слетел в кювет. Чтобы успокоиться, я до глубокой ночи разбирал счета и бумаги, но и потом ворочался в постели, едва ли не мечтая о вызове к больному, который отвлек бы меня от мучительных мыслей.

Однако никто не пришел; я зажег свет и налил себе выпить. Взгляд мой упал на фотографию в красивой черепаховой рамке, которую вместе с памятной медалью я держал на прикроватном столике. Я взял ее и всмотрелся в мамино лицо. Потом перевел взгляд на дом и вновь подумал о его обитателях. Удалось ли им забыться сном в своих темных зябких комнатах? Миссис Айрес подарила мне эту фотографию в июле, а сейчас начало декабря. Как же это вышло? За столь короткое время моя жизнь так переплелась с жизнью семейства, что я напрочь выбит из колеи…

Спиртное пригасило злость, и я наконец уснул. Спал я плохо. Но пока я сражался с мрачными кошмарами, в Хандредс-Холле произошло нечто ужасное.

Собранная из кусочков история выглядела так.

После моего ухода миссис Айрес и Каролина еще с час оставались в гостиной. Из-за моего намека Каролина чувствовала себя неуютно и в конце концов пошла проведать брата. Род был вдребезги пьян: раззявив рот, в обнимку с пустой бутылкой джина он развалился в кресле. Первым желанием раздосадованной Каролины было повернуться и уйти, оставив его «томиться в собственном соку», но в глазах Родерика промелькнуло нечто, напомнившее его прежнего. На секунду Каролину захлестнуло чувство полной безнадежности. Она опустилась на колени и прижала ко лбу его руку.

— Что с тобой, Родди? — тихо сказала Каролина. — Я тебя не узнаю. Мне тебя не хватает. Что произошло?

Он погладил ее по щеке, но ответить не смог или не захотел. Собравшись с силами, она решила уложить его в постель. Понимая, что ему надо сходить в туалет, Каролина вздернула его на ноги и довела до «мужского иго-го». Когда брат, которого мотало от стенки к стенке, вернулся, она сняла с него ботинки, воротничок и брюки. Каролина не смущалась, ибо привыкла его раздевать, когда ухаживала за ним после госпиталя. Едва коснувшись головой подушки, Родерик захрапел, источая жуткий перегар. Он лежал навзничь, и Каролина, вспомнив санитарную подготовку, попыталась перевернуть его на бок, чтобы, не дай бог, не захлебнулся рвотой. Однако пьяный братец упирался, и она, разозлившись, оставила его как есть.

Удостоверившись, что он хорошо укрыт, Каролина подошла к камину и, открыв сетчатую шторку, подбросила поленьев. Шторку вернула на место и проверила, что в пепельницах не осталось тлеющих сигарет, а все лампы и свечи погашены — в этом она абсолютно уверена. Затем около получаса они с матерью сидели в гостиной. По комнатам разошлись задолго до полуночи; в постели Каролина минут десять — пятнадцать читала, а затем почти сразу уснула.

Глубокой ночью — как потом выяснилось, около половины четвертого — ее разбудил тихий, но отчетливый звон разбившегося стекла; звук донесся снизу, то есть из комнаты Родерика. Встревоженная, она села в кровати. Брат колобродит по дому, решила Каролина, сейчас, чего доброго, попрется наверх и обеспокоит мать. Распаляя себя, чтобы всыпать ему по первое число, Каролина нехотя накинула халат, но тут ей пришло в голову, что нашумел вовсе не брат, а злоумышленник, который пытается проникнуть в дом. Наверное, она вспомнила треп о пиратах с саблями в зубах. Каролина подкралась к окну и, оттянув штору, выглянула на улицу. Золотистое зарево, скачущее по саду, и запах дыма сообщили: дом горит.

Пожар — вечный кошмар большого дома. В Хандредс-Холле пару раз загоралась кухня, но с огнем довольно легко справлялись. В войну миссис Айрес жила в постоянном страхе перед налетами, а посему на каждом этаже были приготовлены ведра с песком и водой, шланги и ручные помпы, которые, к счастью, ни разу не понадобились. Нынче помпы убрали, огнетушителей так и не завели, и только на стене подвального коридора рядком висели выцветшие от старости, прохудившиеся кожаные ведра, которые представляли собой скорее украшение, нежели пожарный инвентарь. Поразительно, что Каролина все это знала, однако не запаниковала, увидев пляшущие языки оранжевого зарева. Потом она говорила, что на мгновенье почувствовала нечто вроде возбуждения. Мелькнула мысль: если дом сгорит дотла, все проблемы будут решены. Огонь грозил отнять все, чему было отдано столько сил — отдраенные полы и панели, бессчетно перемытые стаканы и тарелки, — однако угроза не вызвала негодования, но лишь желание все отдать в вакханальной капитуляции.

Потом Каролина вспомнила о брате. Схватив каминный коврик и одеяло, она бросилась к лестнице, истошными криками будя мать. В вестибюле дымом пахло сильнее, а в коридоре от загустевшего воздуха щипало глаза. Через раздевалку Каролина влетела в мужскую уборную, кинула коврик и одеяло в раковину с водой и принялась безостановочно дергать ручку звонка (я вспомнил, как в своей комнате это делал Родерик). Схватив мокрые покрывала, она выскочила в коридор, где столкнулась с перепуганной босой Бетти в ночной рубашке.