Музыка, мне нужна музыка. Просто, для поддержания компании. Так что у нас есть в плейлисте… Медлячек, ннеет, не подходит…

Время летит, судя по всему, очень быстро, как и мой ром, точнее кола. Рома без колы, кола без ромы, рома не рома. Чистый рома, нафиг колу.

Какой гадкий ром.

И зачем так кто-то долбит в дверь…

Тошнит.

Это не Димины руки, нет, но они меня взяли и несут, о, моя кровать.

Точно, принесли и положи спать рыбаки. Их нет на ковре.

Не хочу открывать глаза, мне больно. Если я сейчас увижу солнечный свет, то моя голова лопнет на две части. Опять приступ тошноты.

Фу, чем воняет у меня дома?

— Настя, ау? — сначала слышу, а потом вижу Машу, сидящую на краешке моей кровати с телефоном в руках. — Пойдем поешь, я омлет приготовила.

Омлет, закрываю рот ладонью и бегу в туалет. Понятно, чем воняет.

Так меня не выворачивало ещё никогда. Я теперь знаю, что значит наизнанку. И голова… В ней живут тысячи гномов, которые бьют по мозгам молотками.

Я умираю. Мне плохо. Сижу на полу в ванной и слышу за дверью Машу. Какой у нее ужасный голос, от тембра опять начинает выворачивать.

— Насть, открой дверь, пожалуйста, — слышу этот писк и дёргаю ручкой. — Ты как? Жива?

— Не совсем, — честно отвечаю я, переступаю прямо в домашней одежде в ванну, задвигаю штору и включаю воду.

— Ну не в одежде же, Настя, — умоляюще Маша стучит пальцами в стеклянную перегородку.

Прижимаю средний палец к матовому стеклу, чтобы она его разглядела и начинаю понимать, что прохладная вода исцеляет.

— Ты ещё тут? — собравшись с силами, спрашиваю я.

Тишина.

— Машшшш, — кричу ещё раз собравшись с силами.

— Да, чего? — откликается она, заходя в ванную комнату.

— Свари кофе пожалуйста и выкинь омлет.

При слове омлет, опять чувствую спазм в животе, но справляюсь с ним. Какая вкусная зубная паста…ммм. И вода из-под крана очень вкусная. Не знаю сколько я тут плескаюсь, но начинаю приходить в себя.

Намотав одно полотенце на себя, а второе на голову иду в комнату переодеваться.

Кофе уже не кипяток. С молоком точно не попью. И так сойдёт.

— Что случилось вчера? — Маша начинает допрос.

— Я сейчас допью и расскажу.

— Насть, ты понимаешь, что я тебя такой пьянющей в жизни не видела, а если бы ты нам дверь не открыла? Или мы с Ильёй к нему не поехали? Ты представляешь, что с тобой могло бы случиться?

— А что со мной могло случиться дома? Ну спала бы я с туалетом в обнимку. Он же мой туалет, а не общественный, — пью кофе и стыжусь вчерашнего дня, отвечая Маше.

— Нет, Настя, ты ром чистый жрала, фу, гадость. Я так понимаю, после вина?

— Ну, наверное. Ладно, Маш, хватит, как вы сюда попали? — я точно помню, как закрылась и все отключила.

— У тебя везде горел свет, я решила зайти, звоню ты не "Алё", стучу ты не открываешь, пошли за ключами, все закрыто, потом музыка, то орет, то тихо, я уж хотела папе твоему звонить, чтобы дверь спиливать, но ты сама открыла и по стене сползла, Илья тебя до кровати донес. Ты ещё хотела что-то в ноуте показать, но не смогла. И плакала, Настя, даже во сне ты плакала. Что он сделал? — выражение Машиного лица становиться мягким и очень заботливым.

— Я его люблю, — глотаю слезы, отвечаю Маше. И начинаю рассказ своего жизненного пути с самой пятницы, с того самого момента, как он схватил меня за руку и потащил в свою машину.

Маша вытирает слезы себе, мне, обнимает, гладит по голове и обещает, что все будет хорошо. Как раньше. Как было до него. А до него не было хорошо. Я не знала, что такое ждать, любить, обнимать, наслаждаться, улыбаться, радоваться, жить.

— Да вы всего то пробыли вместе пару выходных, — пытается убедить меня Маша.

— Да, но на протяжении почти полугода, у меня никого и в мыслях не было кроме него, он понимаешь, затмил всех, я даже с кем ни общаюсь, всех сравниваю с ним, что Дима выше, Дима умнее, Дима интеллигентнее. А он просто так взял и послал меня. Даже не объяснив ни чего. Подослал эту свинью.

— Насть, я не верю, что так бывает, — говорит Маша и наливает остатки рома себе в бокал. Делает глоток, морщится, протягивает мне и я, закрывая рот ладошкой бегу в туалет.

— Ирка соседка, хотела Олега закодировать от алкоголя по фотографии у какой-то бабки, отнести ей и мою фотку тоже, — говорю Маше и гладу себе холодное полотенце на лицо.

— Иди в пень, ты тогда будешь скучная, — отвечает Маша и продолжает: — Слушай, а этот Артем, он то, чего припёрся, там же одни немцы с работы были, причем все руководство, а он то там кто?

— Так вот и я спросила Диму. А он говорит, специально его позвал.

— Тогда понятно. Тащи свой ноут, чего ты там показать вчера хотела, неугомонная натура, — говорит Маша, вытягивая вперёд ноги облокачиваясь на обеденный стол.

— Не знаю, — дёргаю плечами и иду в комнату.

Лучше бы я не открывала ноут. Каким-то образом с пьяна я нашла Димину фотографию в просторах интернета и очень умно в фоторедакторе нарисовала ему рога и бороду.

— Понятно, Настя, ты огонь, — мы обе смеемся, и я удаляю фотографию.

Я ещё раз поплакала на Машином плече, выпила чай, кофе, бульон, Маша допила ром и уже перешла на кофе, как нагрянул Илья.

Сразу с претензиями:

— Настен, ты как Олег, пьешь сама и помогаешь другим? — говорит он, смотря сначала на меня, потом на Машу.

— Нет, она сама, — показываю пальцем на подругу и иду в комнату искать телефон и слышу за спиной Машино бу бу бу.

Первым делом найдя его я открываю звонки. Пропущенных пятнадцать, все от Маши — больная, делаю вывод и качаю голой. Исходящие. В полночь. Дима?

— Маша, а я ему при тебе звонила? — спрашиваю и чувствую, как внутри что-то сжимается.

— Да, — неуверенно отвечает она и смотрит с испугом то на меня, то на Илью.

— И что? — я со страхом жду ответа.

— Насть, ты бы лучше этот номер удалила и всё, — говорит Маша и смотрит очень убедительно.

— Что я сказала? — спрашиваю Машу.

— Ты ничего не сказала, — отвечает она.

— А он? — я не уверена, что хочу знать, но вопрос слетел с губ быстрее мыслей.

— Он ну ничего, просто я думаю, что номер лучше удалить.

— Маша! Что он сказал?!

— Чтобы ты забыла его номер, — она говорит это опуская глаза вниз и делая голос все тише, что слово "номер" просто растворяется в этой кухне.

— Настена, ну ты чего, ну не плачь, ну ты чего, — Илья прижимает меня к себе, а я реву, закрыв лицо руками. — Тебя этот Питерский так обидел?