Я пошел, чтобы взять сигареты из кармана пальто, закурил и снова уселся на стул напротив него.

– Но чем вы могли заинтересовать Макса? – спросил я. – Аналитический кружок – это некоммерческая организация.

– Мы создали ОЕВ, объединение экономической выгоды. Кружок был приравнен к обществу по обучению и консультированию. Макс мог аккумулировать здесь капиталы различных организаций, которыми он управлял – их было столько, и ситуация менялась настолько быстро, что я не мог опомниться, – и проворачивать разного рода финансовые аферы. Бесприбыльное общество было идеальным финансовым убежищем, его недостачи позволяли уменьшить налог в других компаниях. Благодаря манипуляциям с документами он транзитом переводил через кружок внушительные суммы, не облагаемые налогом, которые потом вкладывал в более рентабельные предприятия. С этим постоянным движением капиталов было от чего закружиться голове.

– И вы участвовали в его аферах, вы?

– Я дорого за это расплачиваюсь. Макс пользовался кружком не только для своих махинаций, но также и в личных целях. Я не могу утверждать, сколько развлекательных поездок по высшему классу, роскошных отелей, круизов он подарил себе за наш счет. Было из-за чего предъявить обвинение в злоупотреблении общественным имуществом. Я попытался положить этому конец, но деньги были его. Он меня просто шантажировал. Однажды он пригрозил, что не оплатит расходы на конгресс, тогда как большинство участников приезжали из-за границы, зачастую издалека. Он был сильнее, я ничего не мог сделать против него.

Я промолчал. Рядом с Монтиньяком, экспертом по растратам, он действительно не имел веса.

– Как вы познакомились с Максом?

– На одном вечере, меня ему представили.

– Кто?

– Один коллега, это неважно.

Я не настаивал. Иными словами, предпочел не знать, с кого началась вся эта история.

– А Ольга? Какую роль она играла во всем этом?

– Я встретился с ней немного позднее. Странная женщина, она была его слабым местом. Делала его жизнь невыносимой, но он не мог без нее жить. В то время как бизнес обязывал его, по крайней мере внешне, к некоторой респектабельности, Ольга пристрастилась к воровству с витрины. Я тоже не избежал ее волнующей тирады о чулках «Шанталь Томас». Продолжение вы знаете: она проводила дни, досаждая службе наблюдения универмага Бернштейна. Вам в голову не приходило, что Макс платил им, чтобы они не подавали в суд. Но в конце концов все раскрылось, и это стало уже слишком мешать ему. К тому же у него начались неприятности с органами юстиции. Однажды вечером на приеме она выпила больше, чем следует, и принялась перед изумленной публикой описывать наказания, которым он ее подвергал. Она, не стесняясь в выражениях, рассказывала, что он бьет ее, потому что она отказывает ему как женщина, но что это нравится им обоим. Макс попытался заставить ее замолчать, но она резко оттолкнула его, так что, потеряв хладнокровие, он дал ей пощечину с такой силой, что разбил ей губу. Очевидно, именно этого она и добивалась. Они срочно покинули вечер под негодующими взглядами остальных гостей. Макс, который в этот вечер рассчитывал умаслить одного швейцарского бизнесмена, очень щепетильного в вопросах нравственности, понял, что потерял серьезный контракт. На следующий день он был у меня в кабинете и непременно хотел, чтобы я занялся его женой. Я никогда не видел его таким. Он умолял, был почти унижен. «Я все перепробовал с этой дрянью, – говорил он, – посылал ее к лучшим специалистам Известным высокооплачиваемым врачам. А результат нулевой. Конечно, я мог бы поместить ее в психиатрическую больницу, у меня достаточно связей для этого. Но проблема в том, что я не могу без нее, понимаете? Я был бы способен вскарабкаться по стенам клиники, чтобы увидеть ее. Я прошу вас образумить ее, не допустить повторения вчерашней вспышки». В общем, он хотел, чтобы я смастерил ему жену на заказ, чтобы он мог продолжать колотить ее наедине, но при этом чтобы она достойно выглядела на публике. Это его самого нужно было лечить. Впрочем, я ему это предложил, не со мной, конечно, с одним из моих коллег. «Довериться типу, которого я не знаю! – воскликнул он. – Знаю я вашу терапию. Нужно говорить все, что взбредет в голову. А если однажды я подумаю о деньжатах, которые спрятал в Люксембурге, или о финансовой пирамиде, с которой надул фиск, я должен буду рассказать об этом вашему психоаналитику? Вы меня за идиота принимаете? Какие у меня гарантии, что он не повторит мои слова судье или не возьмется меня шантажировать?» Кроме того, он объяснил мне, что у него есть любовницы, с которыми он пытается излечиться от страсти к жене, и что он не потерял надежду. Но пока, по его словам, лечить следовало именно Ольгу. Это требование сопровождалось финансовыми угрозами, и мне ничего не оставалось, как принять его условия, заранее зная, что толку не будет.

– Вы приняли Ольгу на лечение?

– Я думал, что после двух или трех сеансов все закончится, но ошибся. Я постоянно давал маху, проявлял странное упорство, заблуждаясь на ее счет. Она навещала меня с усердием, которое меня удивляло. Это была малообразованная, но умная женщина. Вы должны были это заметить. Я не знаю, рассказывала ли она вам об этом: ее родители очень бедно жили в Одессе. Достав, уж не знаю как, паспорта, они приехали жить во Францию, убежденные, что капиталистический рай распахнет перед ними двери. Но сильно заблуждались. За исключением свободы, которой у них не было средств пользоваться, их существование напоминало то, которое они вели прежде. Жили чем и как придется, Ольга работала, чтобы их прокормить. У нее были и манеры, и самоуверенность, к тому же она быстро училась, так что в конце концов нанялась продавщицей в один из бутиков на Вандомской площади. Тогда она поспешила покинуть семью, которая жила за ее счет. Макс часто делал покупки в тех местах. Так они познакомились.

Он остановился, чтобы перевести дух. Мы словно поменялись ролями, и теперь он был пациентом. По мере того как он рассказывал, у меня возникало ощущение, как пропасть между нами увеличивается, становясь непреодолимой. Как только его исповедь закончится, мы больше не увидимся. Мне было жаль, глубокое чувство грусти овладело мной, несмотря на то, что он только что сделал.

– И зачем они поженились! – воскликнул он. – Почему они сделали это? Может, чтобы придать видимость приличия тому, чего не было. Но были и другие причины. Любовь не состоит из одних только ангельских желаний. Не мне вам это говорить, Мишель. Каждый из них признал в другом свою собственную страсть. Они соединились из-за худшего в них. Должно быть, это единственное, что привлекало их в браке. Они предавались этому безумию с таким наслаждением, о котором вы и понятия не имеете. Ольга была способна на все, чтобы довести Макса до крайности. Я очень быстро понял, что она приходила ко мне именно с этой целью. Она подробно рассказывала мне о жестокостях Макса, не упуская случая унизить его, объясняя мне, что жестокость была всего лишь обратной стороной его несостоятельности. «Жалкий тип, – говорила она голосом, полным презрения, – годный только на то, чтобы терроризировать своих прихвостней или укрываться от налогов. Я видела, как он плакал, валялся у моих ног, и мне нужно было его ударить, понимаете? Ударить, оскорбить, чтобы заставить его поднять на меня руку. И он еще утверждает, что у него есть любовницы! Интересно, что он может с ними делать?». Конечно, Макс догадывался о том, что она здесь говорила. Неоднократно мне приходило в голову, что он прислал ее ко мне нарочно, чтобы оправдаться передо мной и найти таким образом веские причины, чтобы истязать ее. Через некоторое время я не избежал и его визитов. Он хотел знать, что она мне говорила. Вероятно, получал от этого удовольствие. Конечно, я не мог отвечать, как он хотел. Он уходил в ярости, хлопал дверью и клялся, что сумеет выпытать все из этой дряни. Иногда он приходил ко мне в кабинет посреди сеанса, при мне принимался бранить и колотить ее. С огромным трудом я разнимал их. Так больше не могло продолжаться. В конце концов он согласился, чтобы я передал Ольгу кому-нибудь другому.