Я почувствовал себя жалким. Как я мог ошибиться? Этот человек просил взять его на психоанализ, возможно, что было редкостью, по-настоящему просил. С невероятным доверием он был готов заплатить за это семь миллионов. Подумать только, я принял его за шантажиста! Должно быть, я потерял чувство меры!

И подумать только, я подозревал Флоранс в краже этих денег! Перед глазами вновь появилась ее мебель от Элен Грей, ансамбли от Жан-Поля Готье, Йоши Йамамото и Карла Лагерфельда, пребывание в шикарных отелях, вложения в доходные предприятия. Она никогда бы не увидела, как все это выглядит, если только она об этом мечтала, встречаясь с Максом. Что касается ее дорогостоящего уик-энда с Мэтью, она, должно быть, как всегда, отправилась к родителям в Бургонь. Любопытный поворот событий. С этими деньгами я не только не должен больше просить снижения суммы алиментов, но мог бы даже ее увеличить, если мне подскажет сердце. А Мэтью в любом случае было бы хорошо. Случись это с Флоранс или со мной, его всегда будут баловать так же, кале и раньше. Мой банк это тоже устроило бы. Отныне Лами принимал бы меня в агентстве со всеми почестями. Мне больше не надо было бы продавать мою «Вольво» или мебель, и я мог бы даже поменять ее, если захочу! И потом, Ребекка! У нее были бы все выставки, которые она пожелает, и ей не пришлось бы терпеть директоров галерей.

Все было бы в моей власти.

Мой взгляд упал на Герострата, который ждал, немного обеспокоенный, со своей сумкой на колесиках, где еще недавно было все его состояние Опустевшая верхняя часть песочных часов. Семь миллионов! Два слова, которые решили бы все мои проблемы.

– Ну? Тебя устроит то, что я рассказал? – спросил Герострат. – Как ты считаешь, готов я для сеансов психоанализа?

В соседней квартире женский голос пел: «Весь мир наполнен надеждой». В последний раз я слышал ее, принимая Ольгу.

Я подумал несколько мгновений. «Наше призвание в том, чтобы позволить человеческой речи звучать», – говорил мне Злибовик. И еще: «Если Вы отыщите эти деньги, правильно распорядитесь ими». Несомненно, я собирался правильно их использовать. Странное ликование овладело мной, более сильное, чем то, которое я испытал, думая, как смогу потратить их.

Жестом я указал на миллионы, рассыпанные на моем ковре:

– Сожалею, – сказал я, – но сеансы психоанализа не оплачиваются заранее. Вам нужно будет ухитриться сделать так, чтобы платить за каждый сеанс отдельно.

Он казался ошеломленным. Его взгляд остановился на деньгах, потом вернулся ко мне, почти умоляющий. Он выражал одновременно смятение и сильное недоумение.

– Но если деньги останутся у меня, я сожгу их! – возразил он.

– Сами решайте, хотите ли вы заниматься психоанализом.

Я ничего больше не сказал.

Это было бы бесполезно.

И в первый раз за долгое время у меня возникло чувство, что я произнес именно те слова, которые должен говорить психоаналитик.