К этому моменту отец Мэттингли уже сильно опьянел отвыпитого вина, и это было весьма заметно. Перед его глазами, сменяя друг друга,мелькали испуганные девочки, школьный двор и разбросанные по асфальту цветы.

– Сейчас сестра Бриджет-Мэри находится вблаготворительной лечебнице, – пояснил священник. – В прошлый приездя навещал ее, собираюсь повидать и в этот раз. Теперь она стала заговариваться.Утверждает, будто не знает, с кем говорит. Старый Дейв Коллинз умер в баре наМэгазин-стрит. Подходящее место. Друзья устроили ему пышные похороны вскладчину.

Священник снова замолчал, думая о Дейрдре и ее исповеди.Англичанин коснулся его руки и прошептал:

– Вас это не должно тревожить.

Отец Мэттингли был ошеломлен. Сама возможность того, чтокто-то способен читать его мысли, показалась ему едва ли не смешной. А ведьименно об этой способности Анты говорила когда-то сестра Бриджет-Мэри. Будто быта могла слышать разговоры, происходящие в другом месте, и читать мысли людей…Неужели он рассказал англичанину и об этом?

– Да, вы рассказывали. Я хочу поблагодарить вас.

С Лайтнером они распрощались в шесть вечера напротивЛафайеттского кладбища. Наступило самое прекрасное время: солнце село и всевокруг постепенно возвращало полученное за день тепло. Но каким унынием веялоот этого места, от старых беленых стен и громадных магнолий, шелестящих надмостовой.

– А знаете, все Мэйфейры похоронены здесь, на этомкладбище, – сказал отец Мэттингли, кивая в сторону чугунных ворот. –Большой фамильный склеп на центральной дорожке, справа. Вокруг – невысокаявитая чугунная ограда. Мисс Карл постоянно поддерживает в нем безупречный порядок.Там можно прочесть имена всех, о ком вы мне рассказывали.

Отцу Мэттингли следовало бы самому проводить англичанина досклепа, но пора было возвращаться в дом приходского священника. Его ждали вБатон-Руж, а оттуда он направится в Сент-Луис.

Лайтнер протянул ему визитку со своим лондонским адресом:

– Если вы когда-либо услышите об этой семье нечтотакое, о чем сочтете нужным сообщить, пожалуйста, дайте мне знать.

Отец Мэттингли этого, естественно, делать не стал, акарточка вскоре куда-то исчезла. Однако священник долго еще с теплотойвспоминал об англичанине, хотя время от времени в его сознание закрадывалисьсомнения: кем же все-таки на самом деле был этот учтивый человек? Чего онхотел? Как было бы прекрасно, обладай все служители церкви такими мягкими,успокаивающими манерами. Этот англичанин словно все понимал.

Подходя к знакомому углу, отец Мэттингли вспомнил строчки изписьма молодого священника. Дейрдре Мэйфейр угасает на глазах… Теперь она почтине двигается…

Но тогда хотелось бы знать, каким образом лишеннаяспособности двигаться женщина могла разбушеваться тринадцатого августа? Как ейудалось перебить все стекла и перепугать санитаров?

По словам Джерри Лонигана, его шофер видел, как из оконлетело и кружилось в воздухе все подряд: книги, часы, самые разные предметы. Акакой шум она подняла! Выла словно зверь.

Как трудно поверить в возможность чего-либо подобного…

Но доказательства произошедшего прямо перед ним, внескольких шагах.

Отец Мэттингли подошел к воротам старого дома. Стоя надеревянной лестнице, прислоненной к стене передней террасы, стекольщик в беломкомбинезоне распределял ножом замазку. Все до единого высокие окна дома сиялиновыми стеклами с наклеенной на них эмблемой фирмы-изготовителя.

В нескольких ярдах от него, на южной террасе, едва видная загрязной сеткой, сидела Дейрдре: безвольно склоненная набок голова опирается наспинку кресла-качалки, кисти рук вывернуты в запястьях… Кулон с изумрудом нашее вспыхнул на мгновение зеленой звездочкой.

Как же ей все-таки удалось разбить такие окна? Откуда встоль беспомощном создании взялось вдруг столько сил?

«Что за странные мысли приходят мне в голову!» – подумалсвященник, и внезапно его охватила какая-то неясная печаль. Ах, Дейрдре, беднаямаленькая Дейрдре…

Каждый раз при виде ее отцу Мэттингли становилась грустно игорько. И тем не менее он знал, что не пойдет по дорожке из плитняка, ведущей квходу, не позвонит у двери лишь затем, чтобы в очередной раз услышать, что миссКарл нет дома или что сейчас она не может его принять.

Его теперешний приход сюда был лишь своего рода личнымпокаянием. Более сорока лет назад субботним днем он совершил страшную ошибку,последствия которой непоправимы. Душевное здоровье маленькой девочки оказалосьподорванным навсегда. И никакой визит в этом дом теперь уже ничего не изменит.

Отец Мэттингли долго стоял у ограды, слушая, как ножстекольщика чиркает по стеклам, разравнивая замазку. Странный звук на фонетихой тропической природы. Священник чувствовал, как жара раскаляет егоботинки, проникает под одежду, и постепенно, позабыв о стекольщике, переключилвнимание на мягкие, ласкающие краски влажного и тенистого мира, раскинувшегосявокруг.

Редкостное место. Дейрдре здесь лучше, чем в какой-нибудьстерильной больничной палате или среди подстриженных газонов, одинаковых иунылых, словно синтетический ковер. И что заставляло его думать, будто он могбы сделать для нее то, что не удалось сделать столь многим врачам? А может, онии не пытались? Одному Богу известно.

Неожиданно отец Мэттингли заметил, что на террасе рядом снесчастной безумной женщиной сидит какой-то незнакомец: высокий, темноволосый,безупречно одетый, невзирая на сильную жару, молодой человек весьма приятнойнаружности. Должно быть, он только что появился на террасе; во всяком случае,секунду назад его там не было Наверное, кто-то из родственников приехал изНью-Йорка или Калифорнии, чтобы навестить Дейрдре.

Отца Мэттингли приятно удивило поведение молодого человека,то, с какой нежностью и заботой он склонился к Дейрдре и как будто дажепоцеловал ее в щеку. Да, действительно, поцеловал – даже отсюда, из тенитротуара, священник отчетливо видел это и был тронут до глубины души.Представшая его глазам картина взволновала его и в то же время заставилаиспытать чувство необъяснимой грусти.

Стекольщик закончил свою работу, сложил лестницу и, миновавступени главного входа и террасу, пошел в дальний конец сада.

Визит священника тоже подошел к концу. Он совершил покаяние.Теперь можно возвращаться на раскаленную мостовую Констанс-стрит, а потом впрохладу дома приходского священника. Отец Мэттингли медленно повернулся ипошел по направлению к перекрестку.