«Кто?! Тебя?! Послал?!»

Настойчиво вопрошали глаза идзинского колдуна.

Прежде чем вовсе утратить себя, Итиро сделал то немногое, на что был способен, что еще мог сделать. Что обязан был…

Губы — сомкнуты, а язык просунут меж зубами. Итиро с усилием сжал челюсти, резко двинув ими вправо-влево, уподобляя собственные зубы зубьям пилы, нижними передними резцами перекусывая, вспарывая, разрывая основание языка — как раз там, где над уздечкой скручена толстая подъязычная вена. Этот упругий кровеносный сосуд способен в безвыходной ситуации даровать избавительную смерть. Если суметь, если заставить себя его прокусить.

Он сделал это с первого раза — превозмогая острую боль, не выпуская ее отзвуки в предательский стон или в движения лицевых мышц. Он чувствовал, как хлынуло — горячо, обильно, как сразу, почти мгновенно, рот наполнился солоноватой влагой, толчками рвущейся наружу. Но губы Итиро по-прежнему были плотно сжаты, и ни одна алая капля не просочилась меж ними.

На такую смерть требовалось время, и, чтобы умереть наверняка, следовало как можно дольше держать в неведении могущественного идзинского онмьёдзи.

Прятать хлещущую кровь можно было лишь одним способом.

Итиро глотнул. И еще. И снова. И опять.

После каждого глотка рот наполнялся почти сразу. Чтобы не поперхнуться, не подавиться собственной кровью и не выдать до срока свою хитрость, нужно было правильно дышать. Дышать ровно, размеренно, глубоко. И глотать — тоже спокойно, без спешки. Только тогда получится… уйти. Достойно. Не предав, кого нельзя предавать, не выдав, чего нельзя выдавать. Не опозорив клана. И избавив его от гнева Совершенномудрого.

Что ж, Итиро готовили и к такому. Он пил свежую, горячую еще, кровь убитых животных. Пил, превозмогая отвращение и подавляя рвотные позывы. Постепенно заставляя себя пить больше, больше… еще больше. Он на своем опыте знал: желудок тренированного человека способен вместить в себя достаточно живительной влаги… Достаточно для верной смерти.

Горбатый колдун пока ничего не замечал. Видимо, не подозревал даже, что покончить с собой может и тот, у кого нет возможности пошевелиться. Или идзина попросту не интересовало состояние пленника. Да, пожалуй, что так. Сейчас онмьёдзи-иноземца занимало другое. Целиком занимало. Совсем другое. Ибо о другом спрашивали-смотрели черные зрачки, заслонившие мир.

«Кто?!»

Проклятый идзинский колдун весь был в этом вопросе. Именно на нем он сосредоточил всю свою магическую силу. На прочее онмьёдзи не отвлекался.

С кровью уходили последние силы. И Итиро больше не противился чужой воле. Итиро позволял искать в себе ответы. Дабы бессмысленная борьба более не отвлекала от поглощения самого себя.

Да, Итиро отвечал, потому что по-другому уже нельзя. Но отвечал лишь на те вопросы, которые ему задавали. О крови, которую он глотал, вопросов не было. И это пока что можно было утаивать.

Итиро послушно вспоминал и покорно передавал свои воспоминания горбуну. Не словами, не образами, не мыслями даже. Иначе. С помощью иной магической связи, способной соединять одного человека с другим даже против его воли.

Истекала информация. Вытекала кровь. И что иссякнет быстрее?

Итиро об этом не думал. Он вообще мало о чем мог сейчас думать.

Итиро просто вспоминал…

Теряя сознание, уплывая в багровом потоке, но глотая — бездумно и машинально — собственную кровь, он вспоминал то, что от него требовал горбатый колдун. Вспоминал в мельчайших деталях — чтобы выиграть еще немного времени.

Он вспоминал о том, «кто»…

И о том, «как» — вспоминал тоже.

* * *

Они встретились у пещеры, затерянной среди диких скал. Именно сюда Итиро направил дзёнин. Именно здесь его ждал Совершенномудрый. Удалившийся от суетного мира мудрец, отшельник и маг, один из тех таинственных и могущественных ямабуси,[25]с которыми издавна поддерживал уважительные отношения клан и с которыми даже лучшие из лучших «воинов-теней» предпочитали не ссориться.

Зев пещеры разделял их подобно незримой границе. Итиро стоял на свету, не смея без приглашения войти в чужое обиталище. Совершенномудрый же предпочел оставаться в густой тени под выступающим каменным козырьком. Кроме того, горного отшельника укрывало расплывчатое марево, искажающее очертания. За слоящейся пеленой Итиро едва различал широкую белую накидку-судзукакэ и маленькую черную шапочку-токин, указывавшую, кто находится перед ним. Из подрагивающей воздушной дымки выступал лишь конец длинного посоха, лежавшего у ног Совершенномудрого. Итиро знал: посох ямабуси при необходимости может стать оружием пострашнее нагинаты[26]в умелых руках.

Марево, подобное тому, что плотно обволакивало сейчас отшельника, порой возникает в знойный летний полдень над рисовыми полями. Однако на обрывистой площадке перед пещерой ямабуси и в самой пещере царила прохлада. А следовательно, полумрак под скальным козырьком-навесом был возмущен магическими токами. Хозяин пещеры сознательно стремился скрыть свой облик. Хозяин не желал, чтобы его увидели и запомнили. Да и вообще, чем-то этот ямабуси неуловимо отличался от иных «спящих в горах». Итиро ощущал это обостренным чутьем синоби. Вероятно, отличие крылось в силе. Нет — в Силе.

Итиро явственно чувствовал ее веяние.

Таким могуществом не обладали другие отшельники, с которыми встречался и у которых, случалось, обучался Итиро. Это было могущество особого рода — пугающее, темное, внушающее подсознательный трепет. Определенно сюген-до,[27]которым следовал хозяин пещеры, не были похожи на Пути прочих ямабуси. Итиро почти не сомневался в том, что человеку (хотя человеку ли?), смотревшему на него из колышущегося воздушного марева, ведомы самые сокровенные тайны древней магии.

Совершенномудрый, чьего истинного имени Итиро не знал и чьего лица так и не сумел разглядеть, долго молчал. Прежде чем заговорить, ямабуси словно бы прощупал взглядом голову Итиро. Причем не снаружи — изнутри. Неприятное было ощущение. Неприятное и жутковатое.

Итиро не знал, что именно пообещал дзёнину за оказанную услугу этот «спящий», но клан обязал своего лучшего воина выполнить любое задание Совершенномудрого, сколь бы сложным оно ни оказалось. Вообще-то задания, получаемые от горных отшельников, и прежде не были простыми. Но это…

— Тебя очень хвалили, — так начал беседу с ним Совершенномудрый. Слова звучали глухо и как-то… не по-настоящему как-то, что ли. Видимо, колдовское марево маскировало не только внешность Совершенномудрого, но и его голос. — Говорят, ты лучший генин клана…