Это уже была не терраса — так, карниз шириной метров в пятьдесят, прикрытый линялым и изношенным травяным ковролином, из-под которого там и сям торчали серые камни. Уже можно было любоваться белыми известковыми каменными клыками под обрывом. Провал внизу был совершенно нежилой — оттуда поднимался только суровый сухой жар без малейшей примеси запаха влаги или хотя бы гнилья. Что ни говори, а там, где есть жизнь, всегда найдется чему протухнуть. Например, нашим обглоданным костям — шери приближались.

Двигались они теперь не так бодро, как на рыхлых лугах вокруг Горных Садов, но все равно быстрее нас. И совсем перестали проявлять уважение: догнав нас первыми, три огненно-рыжие кошки немедленно кинулись в атаку, благополучно увернулись от копий Барябы и Кюга, переметнулись на сторону Малха и деда, отступили, потом обогнали, развернулись и кинулись на меня.

Я ударил по рукояти ольхона и остановился, ожидая нападения. Кошки тоже встали, пригнув головы почти к земле и угрожающе рыча. Я шагнул. Они прыгнули вперед, но не так близко, чтобы их можно было достать лезвием. Сидели поперек дороги и угрожающе рычали. Пришлось идти прямо на них. Они медленно попятились, временами резко дергаясь вперед и щелкая челюстями в считанных сантиметрах от лезвия. Эти твари не нападали и не отступали — они просто мешали идти. И их становилось все больше. Щелканье челюстей и рычание доносилось со всех сторон. Мы без малейшего успеха отмахивались ольхонами и копьями, и практически стояли на месте — за полдня, вымотавшись как шахтеры-стахановцы, смогли продвинуться от силы метров на триста.

Когда дорогу пересекла полоса крупных валунов, почти полностью перекрывавшая террасу мы без разговоров выбрались на них и рухнули без сил. Забыв об экономии, припали к кувшинам. В итоге мне, Ривьену и Малху не досталось ни глотка.

Вожак охотников потряс в руке пустой кувшин и со злостью кинул его в шери. Кошки с восторгом принялись гонять игрушку по траве, пока та не улетела в пропасть.

— Воды нет, жратвы нет, — сплюнул он. — Идти еще дня три. Что делать будем, Лунный Дракон?

Отвечать я не стал. Слишком ярко стоял перед глазами Чапа с перерезанным горлом. Не было у меня ни малейшего желания разговаривать с этим хладнокровным убийцей.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — ни сколько не смутясь продолжал Малх. — Чапу вспоминаешь. А что мне делать оставалось? Идти он не может. Оставаться вместе с ним? Через неделю все передохнем. Брать с собой? А кто потащит? Мы и так еле прорвались. Я поступил единственно возможным способом. И, кстати, надолго избавил нас от преследования. Это был единственный выход, и я не мог поступить иначе… Ваши же шкуры спасал, между прочим. Ну, скажи, я прав?

— Не знаю…

— Говоришь «не знаю», а думаешь, что я подлец. Наверное, я поступил подло. Но правильно. А если ты такой умный, то скажи, как нам отсюда выбираться. Шери так просто не отпустят…

Кошки валялись на жухлой траве, бросая в нашу сторону заинтересованные взгляды. Несколько шери почему-то поднялись и неторопливо трусили в сторону Горных садов. Наверное, за кетчупом к завтраку.

Должен быть выход. Мы ведь не первые идем. Выход должен быть. Я осмотрелся по сторонам: карниз быстро сужался, но по нему еще идти и идти… И весь порос травой. Между валунами и горной стеной оставалась травяная полоска шириной метра два — шери пройдут. Отвесная стена высотой метров десять, а выше, словно пеньки деревьев, торчат изломанные скалы. Склон по мере нашего движения становился ниже и ниже, и где-то там, дальше по карнизу, наверное опускался до уровня террасы… В голове мелькнула мысль, от которой, увы, удалось поймать только хвостик: «Дальше пойдем верхом…»

* * *

На этот раз я не стал вскакивать по сигналу таймера, а сперва приподнялся на локте и выглянул в окно. Там огромными хлопьями падал снег. Медлительное, солидное движение снежинок завораживало и убаюкивало, но спать дольше было нельзя — внизу черными тенями торопливо метались люди. Час пик. Значит, сегодня рабочий день. Неохота. Но зато здесь, надеюсь, никакие шери меня не сожрут.

Я откинул одеяло, быстро принял душ, оделся и выскочил на улицу. Слегка подмораживало. Снег укрывал все вокруг одеялом невероятно-белого для города цвета — его насыпалось почти по колено. Похоже, зима все-таки настала. Я зачерпнул снег ладонью, сжал. Хрупко скрипнув, пушистые снежинки обратились во влажный снежок. Влажный… Это же вода! Нужно подняться выше в гору — там лежит снег!.. Тут я спохватился — покамест я еще в Питере — и побежал на работу.

* * *

Зима серьезно взялась за дело — перед воротами гаража уже свисала с крыши длинная сосулька, а сквозь щель под воротами намело изрядное количество снега. В первую очередь я, естественно, переоделся, потом принялся забивать щель старыми спецовками, ковриками и ветошью, а потому не сразу обратил внимание на цоканье каблучков.

— Привет, Игорек, — прямо надо мной стояла роскошнейшая, как с рекламного буклета, девица. Черное «каре», изумрудные глаза, фигурка «смерть мужчинам» и бархатистый с придыханием голос. — Ты чего делаешь?

— Щели затыкаю… — и тут до меня дошло, — Вика?!

— А что тебя так удивило? — она крутанулась вокруг своей оси, взметнув юбку, прошлась по гаражу, размахивая дамской сумочкой, и бухнулась на диван. Я, как загипнотизированный, поднялся на ноги и побрел за ней. — Знаешь, Игорек, а я замуж выхожу.

— Замуж? — глупо переспросил я.

— Ага. Ты тогда ушел, после получки, а я подумала — дай действительно линзы сделаю. Одна, правда не решилась, подругу взяла. Ну, сразу и купили. Зеленые. Да подруга еще и парикмахерскую затащила. Потом зашли к ней домой, обмыть покупку. Ее брат меня как увидел, так сразу и говорит: «Выходи за меня замуж. Я через две недели в Женеву еду. Они увидят такую жену — умрут от зависти». А у меня, Игорек, воспитание советское: «империалистам — смерть». Я и согласилась. Правильно?

— Все умрут, — согласился я, — умрут на месте.

— Да не про то речь. Выходить за него замуж?

«Не-ет! — едва не закричал я, — лучше за меня!», но вовремя прикусил язык. Потому, что она бы меня послушалась. И ютилась бы со мной и мамочкой в двухкомнатной квартире, работала в доме престарелых, а наш бухгалтер ее бы обкрадывала. И жалела бы она всю жизнь, что упустила своего «принца». Могу ли я ломать человеку жизнь из-за минутного наваждения? Уж лучше остаться в ее памяти дураком… И я сказал:

— Конечно, выходи.

— Вот и я так думаю, — пожала плечами девушка, поднялась, закинула сумочку за спину и направилась на выход.

— Вика! — крикнул я, не удержав порыва.

— Что?! — с готовностью повернулась она уже от самых дверей.

— Ты самая красивая девушка, которую я только встречал в своей жизни.

Она улыбнулась, вернулась ко мне, секунду поколебалась, а потом нежно поцеловала. Мысли спутались, как после бокала шампанского. Вика хотела что-то сказать, но потом махнула рукой и убежала. Громко хлопнула дверь. Минуту я таращился ей вслед, и страшно захотелось, чтобы она стояла там, за порогом, и ждала… Я кинулся вперед, распахнул дверь…